Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

— Грей, мы не одни, — вынуждена была напомнить я, после нескольких неудачных попыток высвободиться.

— Ромашке неприятно? — нахмурил брови мой волк и напрягся всем телом, словно готовясь к болезненному удару.

— Ромашка стесняется, — шепнула я, теребя рукав его одежды.

Он хмыкнул и, притянув меня к себе, и крепко обнял, шепча мне в макушку и попутно целуя в волосы:

— Напрасно. Но не страшно, скоро привыкнешь.

— Привыкну? Ты и дальше намерен вести себя также бесстыдно? — не сдержала я восклицания.

По залу прокатилась волна смеха. Черт, и как я могла забыть о том, что нас не только видят, но и слышат.

— Правильно, доченька, не давай ему спуска, а то совсем распоясается, — раздался голос Гая.

— Не будь ты мне родственником, ПАПА, я б тебе голову отгрыз, — проворчал Грей, прилично приправив голос ехидством.

Грей помог мне устроиться за столом и, выделив взглядом самое вкусное, на его взгляд, из блюд, пододвинул ближе.

— Я сама могу.

— Можешь, конечно, но мне нравиться о тебе заботиться. Ты же не можешь лишить своего мужа такого удовольствия?!

Я только тяжело вздохнула. Похоже, впервые за двадцать лет мне предстояло стать лелеемым ребенком. И это именно тогда, когда я осмелилась стать взрослой и брать самостоятельно то, что мне нужно. Ирония судьбы.

— Привыкай, — заявила Руфь, с лица которой не сходила улыбка. — Теперь во все твои дела будут совать лохматый нос.

После чего она одарила своего мужа почти возмущенным взглядом, но с такой долей обожания, что появилось ощущение как будто мы подглядываем за чем-то личным и интимным. Вот такие они оборотни: сильные, упертые и совершенно не боящиеся показывать силу истинных чувств. Будь это любовь, ревность и даже тоска от безответных эмоций. Как Руфь не скрывала страстной нежности к Кайлу, так Грей, не смущаясь, показывал свою любовь ко мне, также и Локи не стеснялся своей утраченной надежды. Необычно, но предельно честно.

Теперь я все больше начинаю понимать, как больно было Грею узнать о предательстве в его доме. Существа, не скрывающие друг от друга эмоции, столкнулись с тем, чего не понимают и не принимают. Я искренне сочувствовала его беде, теперь уже нашей беде, но теперь я ее еще и чувствовала как свою. Я с детства знаю о двуличии людей и привыкла к тому, что всегда можно ожидать удара в спину. Грей не страдает наивностью, но своим он привык верить, а теперь…

— Откуда грусть в твоих глазах? — то как чутко Грей меня чувствовал, немного пугало.

— Жизнь странная штука, верно? — я перестала делать вид, что ем.

— Есть такое, — согласился мой муж и заправил выбившуюся прядь волос за мое ухо.

Палец прошелся по виску и щеке, отвлекая и завораживая.

— Совсем недавно моя жизнь была пустой. Обязанности и долг перед другими, и только сейчас я узнал, что она может быть совсем другой. Я познал массу чувств, которые были мне незнакомы прежде. И должен признать, не все они приятны, — быстрый взгляд на Локи и веки прикрылись, пряча эмоции. — Но и не согласен вернуть все вспять.

— Я привыкла быть одна, а теперь… — я спрятала лицо в ладонях. — Целая семья.

— Гораздо больше, любимая. У тебя целая стая.

Не поспоришь. И учитывая то, что такие вещи они без стеснения обсуждают при всех, теперь в мои дела будет соваться далеко не один лохматый нос.

Было сложно сидеть за обедом и вести светские беседы. Кто бы мог подумать, что с силой моей выдержки мне будет так проблематично держать себя в руках. Мораль, правила, цивилизованность, лишь условности в мире оборотней. Мы не люди, и на пике ярких ощущений притворяться ими практически не в состоянии. Вот и я не мог не прикасаться к Роме и не чувствовать рядом ее вкус и запах. Пальцы сами тянулись к ее волосам и лицу.

Я видел ее скованность, и она не расстраивала меня, ведь я точно знал, что дело не во мне. Меня она больше не боялась и даже перестала прятаться в свою скорлупу. Она очень легко шла навстречу моим чувствам, и пусть пока без слов, но я всецело ощущал, что ей не безразличен. Знает ли она сама о силе своих чувств? Неважно, главное, что все они принадлежат мне. Остальное придет со временем. Она станет уверенней, она перестанет стесняться своей семьи и научится любить открыто. А я дождусь, теперь, когда она моя, я смогу ждать до бесконечности.

Однажды я получу больше. Получу неприкрытую сдержанностью страсть, получу ребенка с ее глазами, получу будущее, о котором мечтают многие, а получают единицы.

Рома медленно, но все же расслабилась и незаметно для себя самой увлеклась тихим разговором с Руфь. И как бы мне не хотелось быть центром ее жизни, мне все же придется делиться ее вниманием. Теперь она хозяйка замка, и многие дела будут отвлекать ее от меня. Богдан, которого она приняла своим ребенком, потребует ее ласки и времени. Наши будущие дети, которые станут соперниками в ее любви. Люди и оборотни, живущие на наших землях, станут частью ее повседневности, и она, имея сильное чувство ответственности за чужие жизни, будет отдаваться решению их проблем всецело.

Но ночи только мои. Горячая волна окатила мое тело. Ночи! Каждая будет принадлежать только нам одним. Не хочу ни одну из них провести порознь. Ничто не сможет сравниться с тем счастьем, которое я испытал, проснувшись рядом с Ромашкой. Я несколько минут просто лежал и не двигался, боясь, что видение развеется и окажется сном. Воздух был пропитан страстью и удовольствием. Кожа горела от соприкосновения с ее бархатистостью. Лежал и любовался губами, припухшими от поцелуев, розовыми щечками, придающими ей еще больше невинности, разметавшимися волосами, окутавшими нас. Локоны словно сами цеплялись за меня, не позволяя отодвинуться или разомкнуть руки. Можно подумать, я хотел уходить, да я готов замуровать дверь, дабы мир не ворвался в нашу идиллию. Я тянул столько, сколько возможно, и даже зная, что стая будет ждать нашего появления, не мог оторваться от Ромы. Я, как сошедший с ума, упивался ее сладостью, покрывая тело поцелуями. Я в безумном порыве брал ее снова и снова, опасаясь, что чего-то не успею, не покажу, недополучу. И мне все равно было мало. Мне всегда будет мало. Волк выл так, словно луна взошла среди нашего утра, урча, рыча и взвизгивая, а мне было плевать на него. Какая разница, насколько сильно он пытался напомнить о своем присутствии? Для меня сейчас существовала только Рома. Моя жена. Зверь был выгнан на задворки сознания и благополучно забыт. Удовольствие было неописуемым и всепоглощающим.

Вот и сейчас руки сами собой блуждали по ее ноге, отчего Рома едва заметно вздрагивала и неустанно краснела, начиная заикаться на самом невинном вопросе Руфи.

— Ромочка, ты себя хорошо чувствуешь? — заметила кормилица несвойственное Ромашке поведение.