Сара Маас - Двор Шипов и Роз

В том, что я едва могу читать, не совсем моя вина. До того как мы разорились, моя мать крайне пренебрегала нашим образованием, она не позаботилась о том, чтобы нанять гувернантку. А после удара бедности, мои старшие сёстры, умеющие читать и писать, посчитали деревенскую школу ниже нашего достоинства и не побеспокоились научить меня. Я могу читать достаточно, чтобы выполнять свои обязанности — достаточно, чтобы сформировать письмо, но настолько плохо, что даже написать одно только моё имя будет унизительным оскорблением.

Не очень хорошо, что Тамлин об этом знает. Я думала о том, как доставить письмо родным, когда оно будет готово; может быть, я попрошу об одолжении Тамлина, или Люсьена.

Просить их написать письмо за меня будет слишком стыдно и унизительно. Я уже слышу их слова: типичный невежественный человек . А поскольку Люсьен убеждён, будто я шпионю в любой подвернувшийся момент, он, без сомнений, сожжёт это письмо и все, что я попытаюсь написать после. Поэтому я должна научиться сама.

— Тогда я оставлю тебя одну, — сказал Тамлин, когда молчание затянулось, стало слишком напряжённым.

Я не двигалась, пока он не запер дверь, закрывая меня внутри. Когда я подошла к полке, мой пульс отзывался по всему телу.

Мне пришлось сделать перерыв на ужин и сон, но я вернулась в кабинет ещё до рассвета. Я нашла небольшой письменный стол в углу и собрала бумаги и чернила. Я водила пальцем по строкам текста и шептала слова.

— «Она схва-ти-ла… схватила свою туфлю, ст… сто… стоя на своём ме… м…», — я откинулась на спинку стула и закрыла глаза ладонями.

Когда желание рвать на себе волосы ослабло, я взяла перо и подчеркнула слово: месте .

Трясущейся рукой, я старалась изо всех сил копировать букву за буквой на постоянно пополняющийся лист, который я держала рядом с книгой. По меньшей мере, там уже около сорока слов, буквы искажены и едва разборчивы. Позже я найду их правильное произношение.

Я поднялась с кресла, чтобы размять ноги и позвоночник — или чтобы просто уйти подальше от этого списка слов, произношения которых не знаю, и от постоянного жара, сейчас опаляющего моё лицо и шею.

Думаю, кабинет здесь исполняет роль библиотеки, так как я не могу увидеть ни одну из стен из-за небольших лабиринтов книжных стеллажей, примыкающих к основной части и свисающих сверху антресолей, от стены до стены заполненных книгами. Но «кабинет» звучит менее пугающе. Я бродила между стеллажей, следуя за полоской света из ряда окон в дальнем конце комнаты. Оттуда открывался вид на розарий, тонущий в десятках оттенков тёмно-красного, розового, белого и жёлтого.

Я могла бы позволить себе на мгновение потеряться в оттенках, покрытых сверкающей в утреннем солнце росой, если бы не увидела картину, простирающуюся вдоль стены рядом с окнами.

«Не картина» — моргнув, подумала я и отступила назад, чтобы увидеть её полный масштаб. Нет, это… Я искала слово в полузабытой части сознания. Фреска . Вот, что это такое.

Сначала я ничего не могла сделать, кроме как изумлённо смотреть на размеры фрески, поражаться трудолюбию и тому факту, что этот шедевр скрыт здесь так, чтобы его никто никогда не увидел, так, словно эта фреска пустяк — абсолютная мелочь — создать нечто подобное.

Фреска рассказывала историю оттенками, формами и изобилием света, путём изменений тонов росписи. История… история Прифиана.

И началась она с котла.

В бесконечной звёздной ночи, пылающие тонкие женские руки удерживают громадный чёрный котёл. Руки накреняют его и сверкающая золотистая жидкость переливается через край. Нет, не сверкающая, а… кипящая искромётными крохотными символами — вероятно, какой-то древний язык фэйри. Что бы ни было там написано и чем бы это ни было, содержимое котла спадало в пустоту ниже, объединяясь на земле, чтобы сформировать наш мир…

Карта охватывала весь наш мир — не только наши земли, но так же моря и крупные континенты за ними. Каждая территория отмечена и окрашена в свой цвет, некоторые с искусными, витиеватыми изображениями существ, когда-то правившими землями, которые сейчас принадлежат людям. Я с содроганием вспомнила, что всё это — весь мир однажды принадлежал им. По крайней мере, как они верят в то, что мир создан для них тем, кто держит котёл. Здесь не было ни одного упоминания о людях — ни знака нашего существования. Полагаю, мы для них ни чем не лучше свиней.

На следующую часть фрески было тяжело смотреть. Это было так просто, но так подробно, что, на мгновение, я стояла на том поле боя, чувствуя рельеф окровавленной грязи под ногами, выстроившись плечом к плечу с тысячами человеческих солдат, без страха встречая орды фэйри, готовые нас атаковать. Минута молчания перед бойней.

Человеческие мечи и стрелы казались такими бесполезными против Высших Фэ в их мерцающей броне, как и против оскаливших клыки и выпустивших когти фэйри. Я знала — знала и без следующей части фрески — люди не пережили ту битву. Чёрные мазки с проблесками красного рядом с этой частью говорили достаточно.

Затем ещё одна карта с заметно урезанными территориями фэйри. Северные территории отрезаны и поделены для Высших Фэ, потерявших свои земли к югу от стены. Всё к северу от стены отошло к ним; оставшееся к югу выглядело неясной кляксой. Уничтоженный, забытый мир — словно художник не потрудился изобразить его.

Я изучала различные территории, сейчас принадлежащие Высшим Фэ. По-прежнему столько территорий — такая чудовищная мощь, охватывающая всю северную часть нашего мира. Я знала, что правят ими короли, королевы, советы, императоры и императрицы, но я никогда не видела их изображений, не слышала о том, почему они были вынуждены уступить Юга и насколько переполнены их земли сейчас в сравнении.

Для сравнения, наш массивный остров почти полностью занимает Прифиан, нам — жалким людишкам, отдан всего лишь клочок на южном крае. Основную жертву принесла самая южная из семи территорий: территория, разрисованная крокусами, ягнятами и розами. Весенние земли.

Я шагнула ближе, чтобы увидеть тёмные, безобразные мазки на месте стены — ещё один презрительный штрих художника. На территории людей ни единой пометки, никаких обозначений крупных городов или центров, но… я заметила пересечённую местность, где была наша деревня, и леса, отделяющие её от стены. То двухдневное путешествие казалось таким коротким — слишком коротким — в сравнении со скрывающимся над нами могуществом. Ведя пальцем над картиной, я провела линию через стену, в эти земли — земли Весеннего Двора. Опять же, никаких пометок, но территория заполнена прикосновениями весны: цветущие деревья, изменчивые грозы, молодые животные… По крайней мере, проживу остаток своих дней в одном из дворов с наиболее умеренной и предсказуемой погодой. Небольшое утешение.