Кристофер Голден - Охотники за мифами

Кукурузные листья, заменявшие Конигену глаза, зашевелились, обнажая черные бездонные щели. Этот мрак и бездна внутри показались Оливеру ужаснее всего, что ему доводилось видеть в своей жизни.

— Сейчас в Двух Королевствах мир. Все устроилось благодаря Завесе, — сказал Кониген. — Установился порядок. А тот, кто приказал Охотникам убивать Приграничных, кем бы он ни был, — враг порядка. Мы противостоим ему. И если это существо желает тебе смерти, нам приятно, что мы в силах помочь, как бы ни мала была наша помощь.

Оливер крепко сжал семечко в кулаке.

Оно оказалось теплым.

Холливэлл вернулся из Коттингсли в седьмом часу и не стал заворачивать в офис шерифа. Вместо этого он отправился домой и опять превратился в стареющего холостяка, продолжающего влачить свою жизнь с мрачным упорством сомнамбулы. После визита в странный маленький городок, очарование которого было нарушено до абсурда чудовищным убийством маленькой девочки, мир потускнел, а острота ощущений притупилась.

Он приготовил себе ужин — креветки под острым соусом. Конечно, с его повышенным холестерином это был гастрономический идиотизм. Врач наверняка сделал бы ему выговор. Но Холливэлла это не волновало. Как любой запойный пьяница, вернее едок, он прекрасно знал, что сослужит себе дурную службу, когда покупал креветки. Чтобы улучшить вкус блюда, он нацедил себе виски «Сиграмз 7» и долил «Севен-апом». Виски отлично подходило к креольской кухне.

Но на сей раз ужин показался ему совершенно безвкусным. Ни остроты, ни удовольствия.

И неудивительно. Как мог он получать удовольствие от еды, да и от чего бы то ни было, в этот вечер? Фотографии трупа Алисы Сент-Джон с зияющими провалами вместо глаз не выходили у него из головы, затмевая все остальные мысли.

Он думал о Саре, своем единственном ребенке. О дочери. Сколько уже времени прошло с тех пор, как они в последний раз говорили по душам? А с тех пор, как просто разговаривали? Он поднес виски со льдом к губам, и в его голову закралось страшное подозрение, что по-настоящему они так ни разу и не поговорили.

Сара. И девочку за конторкой в полицейском участке Коттингсли тоже звали Сарой. Холливэлл был не из тех, кто способен поверить, что Высшие Силы пытаются послать ему предостережение. Он вообще сомневался в существовании Высших Сил, поэтому не стал придавать вселенского значения этому факту. Простое совпадение. Но все равно продолжал думать и о девочке за конторкой, и об Алисе Сент-Джон, и о своей Саре тоже.

Весь вечер, пытаясь найти успокоение в таких простых делах, как готовка и мытье посуды, Тед пытался мысленно согласиться с тем, что все это как-то взаимосвязано. Устроившись в кожаном кресле, которое купила ему бывшая жена больше десяти лет назад, он тупо уставился в телевизор. Спроси его сейчас кто-нибудь, что именно он смотрит, Холливэлл пришел бы в замешательство, не маячь в левом нижнем углу экрана логотип Си-эн-эн.

За окном переливались разноцветные рождественские огоньки, но это была не его гирлянда. Соседи, семья Очси, всегда обильно украшали свой дом к Рождеству. Из-за отсутствия праздничных украшений его собственный дом казался, по сравнению с соседским, бледным и каким-то ненастоящим.

Было уже поздно, хотя Тед не смог бы точно сказать, сколько времени. Несмотря на включенный телевизор, он слышал тиканье часов на стене. Они отбивали время каждые полчаса. Холливэлл ненавидел треклятую тикалку, но не выбрасывал часы, хотя и очень хотел. Часы стали частью жизни, которая ускользнула от него, — жизни, в которой он был мужем и отцом.

Тед помешал тающий лед и попытался вспомнить, какой по счету это бокал. Первый? Или второй… Никак не больше. Но ведь он поужинал много часов назад, а лед в бокале еще не растаял. Значит, он добавлял свежего льда. А зачем класть свежий лед, если не подливаешь виски?

Наверное, не два бокала, а больше. Может быть, три?..

Холливэлл встал, чтобы смешать себе еще одну порцию виски с содовой. Изуродованное личико Алисы Сент-Джон стояло у него перед глазами. Он подумал, что сегодня следует хорошенько напиться перед сном, иначе она обязательно ему приснится, а он не хотел оказаться во сне наедине с мертвой девочкой.

Оказавшись на кухне, Тед неожиданно для самого себя поднял трубку радиотелефона. Поставив бокал в раковину, он нажал кнопку и начал набирать Сарин номер в Атланте. Слушая гудки на той стороне, оперся о стойку и закрыл глаза, смакуя на языке вкус виски и чувствуя, как оно разливается по всему телу. Холливэлл вернулся из Коттингсли в невменяемом состоянии, но то был очень дурной вариант невменяемости. Теперь он заменил его невменяемостью другого рода.

— Алло?

— Привет, лапочка. Это папа.

— Пап? — сонно переспросила Сара Холливэлл услышал короткий усталый стон. Наверняка взглянула на часы. — Ты знаешь, который час?

Он не знал. Нахмурившись, глянул на телевизор. Канал Си-эн-эн показывал время: 11:37. Он вспомнил, сколько раз поджидал Сару дома заполночь, а ее все не было: дочь частенько нарушала родительский «комендантский час». Но время меняет все.

— Я тебя разбудил. Прости, Сара. Не сообразил, что уже поздно.

— У тебя все в порядке? — спросила дочь, и ему послышалась искренняя забота в ее голосе.

— Выдался трудный день на работе.

— Что случилось?

Тед молчал.

— Ты не ранен? Ничего страшного?

Холливэлл скупо усмехнулся.

— Ничего страшного. Цел и невредим. Просто я… Уверен, что твоя мама уже все распланировала, и знаю, что ты тоже не хочешь усложнять себе жизнь… Только я вот тут сидел и вдруг подумал, как хорошо было бы встретиться на Рождество, всего один раз, понимаешь? Мы уже почти год не виделись…

— Пап, не надо… Ты же знаешь, как мало у меня свободного времени. Я не могу скакать из штата в штат. И не хочу никуда уезжать на Рождество. Если б мама предупредила меня, чем все это кончится, я осталась бы в Атланте.

Он кивнул телефонной трубке, словно Сара могла его видеть. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог нормально дышать.

Холливэлл оторвался от кухонной стойки и подошел к окну.

— Я все понимаю, милая. Я же не прошу тебя приезжать каждый год. Только один раз. Ах ты, черт, давай-ка буду тщеславным: раз в десять лет. Один раз в десять лет приезжай повидать своего старика на Рождество. И не обязательно именно в этот день. Если все дело в деньгах, я заплачу за билет…

— Да нет, при чем тут деньги. Просто мне не дают отпуска на праздники. Агентство не любит, когда мы… Ну, мы же говорили об этом, пап. Это просто неудобно.

Неудобно. Малышка, которую он когда-то носил на руках всю ночь, в одной футболочке, испачканной соплями и слезами, говорит ему: «Неудобно».