Кристофер Голден - Охотники за мифами

— Кто-то может сказать, что это роль хорошего сына.

Оливер внимательно смотрел на него, пытаясь угадать: думает ли сам Фрост так же, или он просто сделал этот вывод, столетиями наблюдая за жизнью людей, в мир которых являлся как вестник зимы.

— Хорошего сына, да. Но что случается, когда мальчик вырастает? Когда-нибудь у него может появиться собственный сын, и что тогда?

Зимний человек улыбнулся. Лед на его лице потрескался, крошки посыпались на пол.

— Это и есть самый насущный вопрос, разве не так? И если ты останешься в живых, несмотря на то что вторгся за Завесу, то сумеешь на него ответить.

— Я не могу ждать так долго. Отец будет чертовски возмущен моей «самовольной отлучкой». Джулианна тоже, я уверен… Но вот Колетт, должно быть, с первого же дня за меня беспокоилась. А теперь они с Джулианной наверняка уже обсуждают, где я… решили, что если я не вернулся до сих пор, то наверняка подох в какой-нибудь канаве.

Рассказывая о том, что его мучило, он словно выпускал пар из котла. Выговорившись немного, Оливер подумал, что теперь, возможно, сумеет заснуть.

— Меня не было слишком долго. Знаю, мне опасно появляться рядом с ними, но нельзя просто так оставить их в неведении. Я должен, по крайней мере, дать им знать, что я жив.

Фрост слегка приоткрыл рот, обнажив острые ледяные зубы. Не похоже ни на улыбку, ни на усмешку. Оливер не мог понять, какая эмоция скрывалась за этим.

— И каким образом ты предлагаешь это осуществить? — спросил зимний человек.

Оливер пристально поглядел на него. И хотя рядом с ним лежала теплая Кицунэ и сам он был под одеялом, исходящий от Фроста холод показался еще более леденящим.

— Ты можешь переправить меня через Границу? Всего на несколько минут, а? Самое большее — полчаса? Я должен позвонить им, Фрост. Я обязан дать им знать.

Брови зимнего человека потрескались у переносицы.

— Как ты собираешься заставить их поверить?

— Просто скажу, что со мной все в порядке. Имеются некоторые неприятности, но я надеюсь, что скоро смогу вернуться домой.

Фрост медленно кивнул. Поднялся во весь рост, распрямился — так плавно, точно был самой бурей, а каждое его движение — порывом ветра. И это недалеко ушло от истины. Но Оливер сейчас не мог восхищаться красотой зимнего человека. Скорее, поведение Фроста его встревожило.

— Ну, как? — спросил Оливер.

— Я сделаю это для тебя, Оливер. Я поклялся помогать тебе, потому что, спасая меня, ты поставил под угрозу свою жизнь. Но ты должен подождать, пока я не найду такое место, где мы сможем пересечь Границу быстро и безопасно. И тогда тебе придется поспешить. Мы не проведем в Перинфии и ночи, если это будет хоть как-то зависеть от меня. На закате пойдем в «У Амелии». Если там не удастся разузнать о местопребывании профессора Кёнига — мне известны и другие места, где можно порасспрашивать. Потом придется уйти.

— Конечно, — сказал Оливер. — Охотники могут настичь нас в любую минуту. Останавливаться нельзя.

Зимний человек резко обернулся к нему, сердито сощурившись. Все черты его лица — подбородок, скулы, нос — удлинились и заострились. Туман, сочившийся из глаз, теперь клубился и вокруг головы. Он шагнул к кровати — руки подняты, пальцы-кинжалы скрючены, — словно собрался напасть.

Оливер открыл было рот, но не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Его сжало холодом — не по воле зимнего человека, а от страха.

Фрост опустился на колено и постучал пальцем — ледяной иголочкой — по виску Оливера:

— Думай! Пора уже начать соображать, что за мир вокруг тебя. Ты ищешь свой жизненный путь, и я это понимаю. Но надо понимать и то, что на кон поставлено нечто неизмеримо большее, нежели твоя собственная жизнь — хрупкая, смертная. Ибо я боюсь не за себя. И не за одних лишь Приграничных, хотя заговор, кажется, направлен против нас всех. Недостаточно найти ответ на вопрос, кто пытается уничтожить Приграничных. Важно, почему он пытается это сделать. Неужели ты даже не задумывался о том, какие силы могут быть замешаны здесь?

Оливер не знал, что ответить. Лежа в постели под разгневанным взглядом Фроста, он сильнее, чем когда-либо в этом мире, чувствовал себя ребенком. Он привык считать Приграничного своим другом, но теперь сердце гулко колотилось от ужаса, а дыхание перехватывало.

— Нет, мне кажется, что не задумывался. — Зимний человек покачал головой. — Я наблюдал за Охотниками. Я недоумевал, почему они больше не пытались убить нас. И пришел к выводу: это произошло потому, что их слишком мало. Приграничных гораздо больше, чем… Охотников за мифами. — Последнее слово он буквально выплюнул, точно ему на язык попал яд. — Они так заняты, эти Охотники. Разбрелись по Двум Королевствам и убивают направо и налево. И когда я спрашиваю себя зачем, на ум приходит только один ответ: тот, кто виновен в убийствах, лелеет более обширные планы. И чтобы эти планы осуществились, необходимо устранить Приграничных, дабы они не смогли помешать. Возможно, наш тайный враг мечтает о завоеваниях, а способность Приграничных свободно путешествовать, куда нам хочется, опасна для него. Но это лишь догадка… Все остальное — тайна. Но и моя жизнь, и жизнь Кицунэ, и жизнь тысяч других зависит от того, смогу ли я разгадать эту тайну.

Поэтому я протащу тебя через Завесу, чтобы ты смог позвонить, и доставлю тебя к профессору Кёнигу, потому что я обещал. Но каждая потерянная минута приближает нас к уничтожению всех Приграничных, и этого я забыть не могу.

Оливеру хотелось сказать очень многое. Хотелось выразить Фросту благодарность, сказать ему о своей преданности. Пообещать, что, как только с него будет снят смертный приговор, он останется в этом мире и станет сражаться на их стороне, и сделает все, что в его силах, лишь бы разоблачить жуткий заговор, стягивающийся кольцом вокруг них.

Но отблеск в глазах зимнего человека заставил его промолчать.

Только когда Фрост отвернулся и снова ушел в темный угол комнаты дожидаться вечера, Оливер смог перевести дыхание. Придавленный гнетом страха, вины и беспокойства, он был уверен, что не сможет заснуть.

Но скоро, однако, соскользнул в беспокойную дремоту. В его сновидениях перемешались два мира, и в каждом из них он чувствовал себя одиноким.

Вечер в Перинфии разительно отличался от утра. На рассвете улицы были почти пустынны, но стоило спуститься сумеркам, как началось настоящее столпотворение. По булыжным мостовым грохотали телеги и кареты. И они были не единственным видом транспорта на улицах. Здесь ездили автомобили — в большинстве своем старинные, шумные, источающие запахи машинного масла раритеты начала двадцатого века. Другие, однако, выглядели тут удивительно несуразно: старый седан с подножкой, который вполне мог бы водить Джон Дилинджер [38] Джон Дилинджер — американский преступник 1930-х гг., прославившийся десятками ограблений банков. , и «форд»-пикап семидесятых годов двадцатого века с пятнами потускневшей зеленой краски на тех местах, что еще не покрыла ржавчина.