Катя Зазовка - Ворожея

«Обязательно поворожу», — решила Милава и лишний раз подивилась: и душой чист, и ликом светел, да в труде радость находит.

— Скажи, Милава, а правда ли, что Кукоба тебе бабкой кровной приходится?

— Правда.

— Она ведь ведьмарка.

— Так и есть.

— Неужто и ты тоже? Ты только не серчай, так люди сказывают. Я им не верю, но…

Девица замотала головой и пояснила:

— Кое-какая сила и мне по роду досталась.

Вит вопросительно поглядел на ворожею.

— Я лечить умею, — этот дар мне мамка передала, — да в грядущее…

— Эй, Вит! — окликнул сверху староста. Мельник вскочил как ошпаренный. — Я тебе что велел? Отдать снедь да тут же обратно возвращаться! А ты…

— Иду! — крикнул молодец и шепнул Милаве: — Прости, Череда никому не дозволяет к тебе спускаться. Не бедуй — все будет добре.

— Вит, погодь… — ворожея спохватилась, что не поспела его к бабке снарядить.

— Я еще загляну, — пообещал мельник и полез вверх по лестнице. Она слышала, как Череда вполголоса отругал мельника, и все ожидала, когда закроется клеть, но, вопреки тому, к ней полез староста.

— Здравствуй, Милава, — отвел взгляд новый гость, — дозволишь присесть?

— Садись, дядька Череда, в ногах правды нет.

Мужик с виноватым видом опустился на землю:

— Не держи на меня зла. Не мог я иначе поступить. Много худого случилось. И все как раз когда ты в деревню пришла.

— Видать, и ты, дядька, меня виноватой считаешь.

— Не стану ходить вокруг да около, — пожал он плечами. — Сердце мое не желает в то веровать. Девицей ты мне показалась доброй. Да только староста я, потому и должен на поводу не у сердца, а у разума идти. Тем паче все сказывает против тебя.

— Значится, по-вашему, я — ведьмарка. И в деревню явилась, дабы вас со свету сжить, — обреченным шепотом заключила ворожея. — Поди и приговор вынесли?

— Не надобно так, Милава, — Череда уже протянул руку, чтобы дотронутся до девичьего плеча, но остановился. Она и ухом не повела. — Для приговора рано. Во всем разобраться следует. Я ведь не палач какой-нибудь, я для порядку, для справедливости приставлен. Коли выяснится, что мы ошибаемся, так сами в ноги тебе падем да прощения просить станем. Ну, а коли ты виновница… — староста прочистил горло. — Давай начистоту. Не зря ж сказывают: лучшая подмога утопающему — он сам. Я тебя спрашивать стану, а ты не юли, как на духу отвечай. Авось тогда все иначе повернется.

— Что ж, спрашивай, дядька Череда.

— Зачем ты в деревню явилась? — староста испытующе, словно не смея моргнуть, уставился на ворожею.

Та очей не отвела, но с ответом замешкалась. Не привыкла Милава что-либо кроме правды молвить. Но тут… Коли сознается, что пришла бабкин черный дар наследовать, так ее сразу вместе с Кукобой и порешат. Не готов люд к таким откровениям, не уразумеет. Но и ложь тяжким валуном навалится на сердце. Видать, придется середину-наполовину говорить.

— Об том, почтенный староста, я тебе прежде сказывала. Явилась мне во сне бабка, открылась, что помирает. Вот я и пришла с ней проститься.

На миг в очах старосты точно догадка вспыхнула, но он кивнул и задал новый вопрос:

— А к разодранному обозу какую причастность имеешь?

— Что ты, дядька Череда! — в испуге округлила темные очи девица. — О том страшном горе я только нынче поутру от селян и услыхала.

— А где ж ты была тем часом?

— В лесу была, травки целебные, что в купальскую ночь особой силой наливаются, собирала.

— А встречал ли тебя кто-либо в лесу?

Милава потупила взор. В памяти всплыли образы кузнеца-волколака, ведьмарок на метлах, молодца да девицы светловолосой. А еще Ружи, что в сердцах весь род любого-предателя прокляла. Вот только дозволено ли ей о чужих страстях кому-либо сказывать? Смутно предстала и женская фигура с зелеными глазами, что Милаву по голове ударила да папарать-цвет отобрала.

— Ну, чего смолкла?

— Дай мне слово, дядька, что не пойдут слухи по деревне после того, как я тебе кое-что открою.

Череда задумался, но после все ж сказал:

— Даю.

Ворожея рассказала о Руже и о молодце непутевом. Да о светловолосой красе, что поперек чужой любви стала. Староста прикинул, что ежели рассказ этот подтвердят Ружа да ее теперича, видать, бывший возлюбленный, то придется искать иного виновника растерзанного обоза.

— А почто кровь свою на лесном капище проливала?

Милава вздохнула:

— Просила богов деревню оградить.

— От чего?

— Худое почуяла, — произнесла ворожея.

— Эй! Череда! — слетел сверху истошный вопль. — Беда у нас! Горе!

— Что? Что еще случилось? — забеспокоился староста и поспешно поднялся.

— Ружа пропала! — заголосила какая-то баба.

— Как пропала?

— Поныне с празднества не возвратилась! — заревела баба.

— Погодь, сейчас все выясним, — староста полез по лестнице, бормоча, что еще одной беды только не хватало. Уже закрывая клеть, он крикнул Милаве, что вернется позже.

Не привык Череда пред трудностями отступать, но нынче даже он, бывалый мужик, многое на своем веку повидавший, с радостью бы поменялся местами с той же Доморадовной. «Что-то ты малодушничаешь!» — отругал сам себя староста. Но откуда было набраться храбрости, ежели столько всего худого навалилось, а смекалистых да толковых мужиков в селе, на коих можно положиться, — раз, два и обчелся? Алесь — правая рука, так тот вообще до сих пор в себя не пришел. И когда придет, одним богам ведомо. Коли так и дале пойдет, то и эта горстка из хаты носу не покажет. Вон уже с ноги на ногу переминаются, очи отводят, потому как страха, что в них поселился, покуда еще стыдятся.

— А Лютовер где? Почему не пришел? — строго спросил Череда у Вита, стараясь держаться подобно дубу несгибаемому. Пущай думают, что ему не страшно. Поди и сами смелей станут.

— Нет его в хате, — пояснил Вит. — Ну, а у Яромилы, сам ведаешь, ничего не выпытаешь.

Не выпытаешь. Это староста и правда добре ведал. Потому как Яромила нема точно рыба. И никто доподлинно не ведал: от рождения, от страха или все ж от притворства. И где только Лютовер-охотник такую красу сыскал? С ее дивным ликом разве что светила и могли посоперничать. Очи точно два сапфира. Губы — спелая рябина. Зубы белее жемчуга морского, коим торговцы, бывало, за пушнину рассчитывались. Ну, а уж длинные локоны что спелая пшеница, да гибкий стан… Да к тому ж хозяйка — всем бабам на зависть.

Как теперича памятовал Череда — ушел как-то Лютовер, по обычаю, на охоту. Да только в тот раз не день, не два пропадал, а две седмицы бродил где-то. Люд на селе поговаривать стал, что иль в болоте потоп, иль уж привезет добычи столько, что за нее добрый обоз да лошадей с десяток купить сможет. Однако вернулся охотник с единственной добычей. Девку привел, что очей не отвести. Женой назвал да и зажил с ней под одной крышей. И вот чудеса — с того часу стало у него все ладиться. Дичи из лесу столько стал приносить, что всей деревней можно было б не работать, а только с обозами да караванами торговаться.