Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— Поставьте, Натан Валерьянович. А то мне надоело читать молитвы.

— Молиться тоже надо правильно. Лучше сделать запись и включать ее во время грозы. Молитвенные частоты хорошо резонируют с частотами тех, кто приходит к нам из дехрона. Здесь есть Привратник?

— Здесь нет людей. От кого охранять ворота, если на острове ни души? Библиотеки здесь тоже нет. И пообщаться не с кем. Всех, кто был, они уже распугали. По совести сказать, эти скалы надо бы разровнять по дну океана и не мучиться с маяками и фарватерами.

— Ни в коем случае, — возразил Боровский. — Закрытый дольмен безопаснее, чем уничтоженный. По крайней мере, он под контролем с той стороны.

— Ничего они нам не сделают.

— Их цивилизация, Мира, гораздо разумнее человеческой. Мы существуем на Земле до тех пор, пока не мешаем им.

— Может, вернемся в дом?

— Подождем еще, — попросил Оскар.

— Когда Нэська к нам тащится, его издалека видать: то круги на воде, то всплески.

— Откуда он взялся? — спросил Натан.

— Не знаю, — пожала плечами графиня. — Наверно туристы спугнули. Лох-Несс находится в разломе, как гигантская трещина, с подводными пещерами и каналами, через которые стада китов мигрировать могут. Конечно, спугнули. Кому приятно, когда столько народу с кинокамерами приезжает на тебя глазеть.

— Значит, хрональный коридор имеет приличную глубину, — сделал вывод Боровский, — а ты говоришь, сравнять с дном… Нельзя это делать ни в коем случае. Неизвестно какие еще чудовища всплывут на поверхность. А то, глядишь, и на берег вылезут.

— Не вылезут. Нэська такой трус… камень в воду кинь, — сразу удирает. Он только Густава не боится, потому что не видит.

— Густав его кормит, — заметил Оскар, — а ваше сиятельство только материт и камнями швыряется.

— Я вообще никого не трогаю, — возразила графиня. — Мне наплевать, что там плавает. Я ж не биолог.

— А выманить этого Нэську из воды и рассмотреть? — предложил Оскар.

— Как ты его выманишь?

— Оставить рыбу на лестнице — сам вылезет.

— Не вылезет. Он лучше с голоду сдохнет.

— Ну, если он не сдох за несколько миллионов лет…

— Откуда ты знаешь, что это он, а не потомок?

— Сложно сказать, — согласился Натан. — Если «фундамент» дольмена лежит под водой на большой глубине, зверь — вероятный хронопришелец. Не думаю, что стоит его прикармливать у маяка.

Графиня пожала плечами.

— Густав его прикормил…

— Тем более такую обжору, — согласился с Учителем Оскар. — И такую громадину…

— Да… Когда шастает рядом с лодкой, штормит, как от хорошей волны. Знаешь ли… неприятное ощущение.

— Значит, крупный.

— Да уж, не анчоус.

Мужчины задумались. Женщина подняла воротник и стала ждать, пока товарищи налюбуются гладким морем.

— На что он похож? — спросил Оскар. — На змею или на динозавра?

— Нырни и пощупай, — предложила графиня. — Слушайте, ребята, вы тут до темноты мерзнуть будете? Может, все-таки в дом пойдем?

— Пойдем, — согласился Боровский. — Наверно, мы смущаем его своим присутствием.

— Не переживай, Оська, — утешила графиня юного натуралиста. — Завтра Густава в отпуск отправим, сам будешь Нэську кормить. Возьмешь рюкзак с рыбой, возьмешь в прихожей рукавицы рыбацкие и вперед.

— А видеокамеру взять можно?

— Взять-то можно. Только вряд ли она тебе пригодится. На экране все как в молоке. Натан Валерьянович, это нормально, когда от дехрональной съемки мутнеет изображение?

— Мирочка, это нормально, когда ты просматриваешь запись на другой аппаратуре вне зоны. В самой зоне такого эффекта возникать не должно. Если только…

— Если что, Натан Валерьянович?

— Если время здесь идет с резкими перепадами. В этом случае дольмен не закрыт, просто энергетические процессы в зоне идут на частотах, которые мы не улавливаем.

— Несинхронность скорости записи и воспроизведения может смазывать качество картинки, — предположил Оскар. — Она отрегулируется… если хорошая камера.

— В режиме фотографии у меня то же самое.

Оскар прыснул со смеху, но взял себя в руки.

— Скорость записи, Мира, — объяснил Боровский, — зависит от состояния среды контакта источника и наблюдателя. Даже в нормальном режиме пространства время течет по-разному в разных местах земли, а вблизи дольмена перепады бывают просто сумасшедшие. Мы — пришельцы из другого мира, и наши глаза — гораздо более тонкий прибор, чем камера. Глаз успевает справляться с перепадами частот, камера — не всегда. Поэтому глаз видит одно, а на мониторе сосем другое.

— И все равно частота регулируется, — повторил Оскар.

— Покормишь Нэську — займешься камерой, — постановила графиня. — Пойдемте, одолжим у Густава бутылочку, помянем дядю Давида.

Графиня согрелась, когда струйка виски потекла в бокалы со льдом.

— Отдайте мне этот камень от греха подальше, — предложила она. — Я сама о нем позабочусь.

— Не хочешь вернуть его Георгию Валентиновичу? — спросил Натан.

— Ни за что. У Валентиновича свои планы — у меня свои. Не беспокойтесь за Греаль, профессор, Жорж купит новый Глаз. Продаст чью-нибудь душу по сходной цене, вместе с совестью, и купит все, что захочет.

— Ты знаешь, откуда у Жоржа Греаль? — поинтересовался Боровский.

— Знаю, конечно.

— И это не секретная для нас информация?

— Нет, не секретная. Жорж его выиграл.

— Как выиграл?

— Очень просто, — ответила графиня. — Поставил на кон наше бытие человеческое и крапленой колодой сыграл с Ангелом в дурака. С тех пор ни один человек не может выиграть в карты у Ангела, как бы он ни старался. Даже первоклассный шулер. Но эта легенда из другого мира, Натан Валерьянович, вы не могли ее знать.

— Неужели в дурака? — удивился физик.

— Вы думаете, это просто… выиграть у Ангела в дурака?

— Я думаю, что Жорж пошутил, рассказывая тебе эту историю.

— А я думаю, что в жизни нет вообще ничего серьезного. И предыстория этого мира выглядит также по-дурацки, как сам мир.

— Жорж рассказывал что-нибудь о себе?

— До Греаля это был один Жорж, после Греаля — другой, от прежнего Жоржа не осталось тени.

— А подробнее?

— Куда уж подробнее? Мистер Само Совершенство, — ответила Мира. — Он один знает, как правильно жить, поэтому терпеть его невозможно. Вы знаете, как жить, профессор?

— То есть, Греаль из карточного шулера сделал модель для образа и подобия человека? — предположил Боровский.

— Жорж не был шулером, просто считал себя слишком умным, но с тех пор карты в руки не берет. Он сказал так: если бы знал, с чем связался, застрелился бы сразу. Если Жорж такое сказал… Он же не человек, Натан Валерьянович, он бульдозер без тормозов. Асфальтоукладчик. Хотя, возможно, Греаль его таким сделал.