Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

Повзрослев, Мира поняла, что натворила. Она познала запретную любовь Бога, земные радости померкли для нее навсегда.

Алекс нашел Миру в зрительном зале. Она высидела скучную церемонию, выстояла аплодисменты. Мира сделал все, как ей велели: приволоклась сюда по фестивальной лестнице в вечернем платье Клавдии, путалась в подоле, натыкалась на колонны и предъявляла пригласительный билет каждому подозрительному взгляду. Девушка не спала ночь, и окружающий мир стал превращаться в пеструю кашу. Нарядная толпа расходилась по банкетам, когда из нее вынырнул Кауфман. Как вспышка света. Радостный и невозможно пьяный.

— По-английски говоришь? — спросил он. — Чем занимаешься? Скучаешь? — молодой человек позволил себе комплимент, который дезориентировал юную деву. Мира стала опасаться, что все это розыгрыш, что ей пора очнуться и топать домой. — Идем, — вдруг сказал Алекс и подал руку.

В фойе наливали шампанское… Мира не узнала Юргена Ханта. Она лишь почувствовала, что он где-то здесь… по дрожи в коленках. Она уловила его присутствие на химическом уровне раньше, чем от компании отелился элегантно одетый господин с фужером, и приблизился к ней.

— Русская красавица! — представил девицу агент.

— Почему такая худая? — спросил его Хант, мельком взглянув на Миру, и подозвал официанта с пирожными.

С официантом подошли еще двое, разговор пошел на немецком. Под шумок Мира добралась до шампанского. Тревога в ее душе сменилась умиротворением. Она стояла рядом с Юргеном, который не мог отвязаться от собеседников, чтобы поговорить с ней. Мира стояла рядом и рассматривала золотую запонку на его манжете. В первый день знакомства она боялась поднять глаза, на второй день девушка поняла, в чем дело, и осмелела.

Героя будущей картины Ханта увезли из России в юном возрасте. Родины он не помнил, помнил только снег и церковь на горе. Помнил женщину, которая бежала за повозкой, что-то кричала вдогонку на языке, который герой забыл. Женщина была похожа на мать героя, а Мира Виноградова на актера, приглашенного на главную роль. Новоиерусалимский монастырь был похож на «церковь», язык, по замыслу автора, должен был звучать без акцента, а снег в Подмосковье к декабрю месяцу гарантировал лично продюсер.

— Как же так? — удивился Хант. — Второй курс и вас ни разу не снимали в кино? Даже статистами?

— Я же писала, что учусь на театроведческом отделении, — напомнила Мира. — Но актеры-второкурсники тоже не все снимались. Я также писала, что согласна на любую работу, но если надо сниматься, только скажите…

— Где же твоя коса?

Хант сверил внешность Миры с фотографией, присланной год назад.

— Если б я знала, что она понадобится… — оправдывалась девушка.

— Мы ей платок повяжем, — нашелся Алекс. — Русские леди зимой в платках бегают. Правда, Мирей?

Мира с Алексом не общалась. Мира смотрела только на Ханта.

— Я представлял тебя постарше и потолще…

— Русские леди становятся мамами в тощем и юном возрасте, — сообщила Мира иностранцу. — А толстеют к старости, потому что кроме хлеба ничего не едят.

— Ты посмотри на нее, — восхитился Хант. — Просто прелесть, какая нахалка!

— Никто лучше меня эту роль не сыграет, — наглела Мира. — Если я так похожа на вашего актера, как вы говорите, то зачем искать удачу, когда она сама идет в руки?

Хант еще раз взглянул на фото.

— Оставь телефон, — сказал он. — На всякий случай.

Мира сыграла свою первую роль в кино и свалилась с ангиной. Минул год, в российский прокат картина не вышла. Более того, воспоминания о родине главного героя, которые должны были идти через весь фильм, вырезали подчистую вместе с подмосковным снегом и церковью на горе. Не то из политических, не то из эстетических соображений. Мира решила, что русские прокатчики отомстили за бесплодные усилия начинающей актрисы.

— Ты отличная девчонка, Мирей, — сказал Юрген Хант, принимая Миру в парижской гостинице, — но в кино тебя снимать нереально. Как ты говоришь по-французски? Так здесь с прошлого века не говорят. Хочешь стать актрисой, — учи реальный язык. В таком виде тебя ни одна актерская школа не примет.

— Буду брать частные уроки. Подумаешь, и у тебя акцент, но ты же учился…

— И чего я достиг? Разве я не всех фашистов сыграл, пока заработал на свое кино? А что будешь делать ты, когда надоест играть российских проституток? Частные уроки хороши, если есть режиссер, который видит тебя в картине. Я пока что не вижу.

— Ты прав, Юрген, — согласилась Мира. — Использую гонорар для покупки веревки и мыла. В Россию я больше не вернусь!

— Мать выгнала тебя из дома, — догадался Хант. — За что? Детка плохо себя вела? Грубила старшим? Не ела кашу?

— Детка влюбилась в плохого дяденьку, — пояснила Мира.

— Используй гонорар для того, чтобы научиться чему-то полезному, — ответил Хант и сменил издевательский тон на воспитательный. — Поживи в Европе, посмотри, как ведут себя европейцы, попрактикуйся на студенческой сцене. Конечно, не стоило бросать из-за меня институт, но раз уж так вышло…

— Я не бросала. Меня выгнали.

— Раз уж так получилось, могу предложить тебе место ассистента. Попробуй получить хоть какое-то реальное образование. Что такое театральный критик? Мне нужен грамотный менеджер, а критиковать меня может любая неуч.

— Можешь распоряжаться мной как угодно, — согласилась Мира.

— Мне угодно выпороть тебя и отправить домой, — ответил Хант. — Но ведь мамочка выпорет тебя еще больше.

В глубине своей заблудшей души Юрген Хант был гуманным человеком, в том числе в отношении к самому себе, и добрыми советами не пренебрегал. Он не стал отказываться от удачи, которая шла в руки, не стал разбрасываться преданными людьми. Наоборот, оградил подругу от богемных соблазнов и стал эксплуатировать ее в интересах искусства. Для Миры же великий «Ю.Х.» так и не стал человеком. Просто, рухнув с Олимпа, он не долетел до земли. Так и завис между божественным и суетным.

Мира Виноградова стала заново учить французский. Вслед за благодетелем она уехала в Голливуд, осваивать американский акцент, затем опять вернулась в Европу. Последний проект маэстро Ханта погорел. Картина, в которой Мира сыграла очередную мимолетную роль, осталась незавершенной. Из бывшей команды не разорвали контракт только Мирей и Даниель, выполнявший работу стилиста. Хант грозился сам уволить обоих. Грозился, но не уволил.

Осень еще не раздела деревья, только окрасила желтизной, а в подмосковной электричке уже стоял холод. Мира пожалела, что не поехала с Тарасовым. В вагоне ее грели две толстые тетки, но вскоре вышли. Женщина придвинулась к окну и увидела свое отражение.

— Ханни меня убьет, — решила Мира, — ключей не оставила, когда вернусь, не сказала. Он уже разыскивает меня через интерпол. Или его хватил удар, а Даниель не знает, как вызвать скорую…