Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— Что за посылка?

— Тебе… от Валерьяна Романовича из Лондона. Благодарит за что-то тебя. Спрашивает, как дела. Хочет, чтоб ты тоже ему писал. Мы не показали письмо родителям. Девчонки шоколад сразу съели. Сказали, что ты бы их все равно угостил. Мы хотели, чтоб папа про письмо не узнал, но он как будто читал его. О том, что жена Романыча заболела, о том, что ей неудачно сделали операцию… Какое тебе дело? Это же не твоя семья, значит и не твои проблемы.

— Что за проблемы?

— Что с тобой говорить… — отмахнулся Эрнест, — если ты не понимаешь сущности происходящего. Эзоты спрятались не просто так. Сейчас из порталов приходят люди, у которых они покупали технологии. Прилетают с орбитальных баз на своих тарелках, привозят мутантов, которые тоже называют себя людьми. Они хотят судиться, потому что авторские права были куплены под давлением. Сейчас легко доказать, что эзоты и на дольмен не имеют права. Они лишились своего Ангела-Покровителя и не знают, как спасти шкуру. Оказывается, эзоты обокрали человечество на миллион лет вперед. Все говорят, что именно из-за них мы влетели в волну. Все хотят бить им морды. Говорят, что нас ожидало интересное будущее, если б эти гады не начали войну за справедливость.

— Я здесь не затем, чтобы мстить.

— А зачем? Хотел убедиться, что мы в прекрасном здоровье? Что мы не спятили до сих пор? — обиделся граф. — Да если б не я, они бы уже ехали в свой Израиль, как тот… — граф указал на красный автомобиль, который нарезал круги на дорожной развязке. Заезжал на эстакаду, спускался с нее, пропадал под мостом и снова выкатывался наверх. — Сколько раз еду — здесь всегда кого-нибудь клинит. А главное, им не помочь. Останови, спроси куда едет — услышишь такую дурь…

— Пушка на капоте тебе зачем?

— Отца позлить, — ответил Эрнест.

— Только врать не надо. Я вижу, что из устройства постреливали.

— Не постреливали, а прожигали дорогу в бетонных стенах. Хорошая пушка, кстати. Новые сосисочники перегородили заборами все Подмосковье. Теперь только я умею здесь ездить. А кто-то не хотел меня учить… — злорадствовал граф, — кто-то говорил, что я тупой и педали путаю. Теперь на блокпостах шкуру спускают с живого человека, а меня… меня они просто не видят. С тех пор, как ты сгинул, аннулировали турнир. С тех пор, как аннулировали турнир, я снова перестал существовать для вашей цивилизации.

— Не злоупотребляй этим свойством. Сколько раз говорил: патрули на дороге видят не человека, а функцию. Заиграешься — превратишься в функцию и попадешься, как все.

— Оскар, где ты был? — нервничал граф. — И вернулся для чего? Чтоб помочь или поругаться? Что ты собираешься делать с дольменом?

— Что я могу сделать? Сейчас твое время. Ты должен принять решение.

— Какое решение?

— Правильное, Эрни. Правильное и ответственное! Одному тебе известное решение. Не исключено, что жестокое. Дать этому миру сойти с ума или нет, решить можешь только ты, потому что я — такая же отработанная функция. Сумасшествие имеет разные формы, но суть дела от этого не меняется. Во мне, как в эзотах, заложен код войны, которая ведет к концу. Только ты от него свободен.

— Значит… ты отдашь Греаль мне, а не Левке?

— Зачем он тебе?

— Послушай, ты!.. — психанул граф и остановил машину. — Хватит воспитывать из меня хорошего мальчика! Левка мессия, а не я. Все знают! И нечего делать вид, что я вам всем дорог! Нечего изображать, как вы любите меня, потому что это смешно. Хочешь, скажу, что я буду делать с Греалем? Переиграю финал, получу салатницу и посажу в нее жопой каждого, кто скажет, что у меня кривая подача!

— Что потом?

— Не твое дело! И не лезь в мою жизнь, потому что она тебе безразлична!

— Но я хочу знать, как ты распорядишься миром, который получишь.

Эрнест уронил голову на руль и расплакался.

— Если б ты знал, как я одинок… Если б ты только мог почувствовать это! Когда я получу Греаль, то начну жизнь сначала. Я так хочу… так мечтаю просто пожить. Ты ведь знаешь, что такое быть сиротой. Должен понимать меня лучше других, а вместо этого издеваешься!..

— Ну, перестань…

— Хочу быть маленьким и тупым! Хочу, чтоб мама кормила меня с ложечки, чтоб сестры играли со мной… Алиска рассказывала, как мечтала о брате, которого возьмет с собой на рыбалку. Я хочу на рыбалку! — рыдал граф. — Хочу пять минут своей жизни побыть ребенком, вот и все, чего я хочу!

— Все нормально, малыш…

— Ты же знаешь…

— Знаю: Левка мессия, а ты раздолбай, каких свет не видел. Знаю, что человечество от тебя ничего хорошего не дождется. И о том, что твои амбиции простираются не дальше салатницы, тоже знаю. Но для того, чтобы получить Греаль, ты должен убить меня.

— Чего? — граф поднял на Оскара глаза, наполненные слезами.

— Чтобы получить прибор в окончательной сборке, а не анклав в мире хаоса, который получили рогачевские дольменологи. Сможешь меня убить — ключ твой. Ну?.. Чего смотришь?

— Убить?.. Может просто набить тебе морду?

— У сакральных игр свои правила. Они не меняются по ходу турнира.

— Я мог бы убить тебя просто так. Я готов был тебя убить…

— Убей просто так.

— Не… Папаша расстроится, а ему нельзя волноваться.

— Тогда утри сопли и усвой себе навсегда: пока я жив, Греаль подчиняется только мне, а я не знаю, что делать. Я физик, поэтому никогда не стану Господом Богом. А если стану Богом, то перестану быть физиком, и мне не будет подчиняться даже телефонная трубка.

Грустная Юля ходила по дому, уставленному цветами, как по кладбищу. Цветами, похожими на звериные пасти с языками, закрученными игривым барашком. Каждый день сестры Боровские приносили из школы букеты, а Юля ставила их в вазы на подоконники. Оскар сидел у окна и наблюдал, как дождик моросит по пустому корту. Как валяется посреди двора опрокинутая скамейка, как судейская вышка покосилась оттого, что кто-то неудачно на нее лез. Он не заметил, как многолюдный дом стал пустым. Просто люди вдруг перестали ходить по комнатам. Оскар поймал себя на том, что не помнит, кто эти люди, и не знает, куда они делись: кто поехал в магазин за сосисками, а кто уже объелся сосисок и пошел показываться врачу. Чем больше Оскар раскладывал по полочкам этот мир, тем меньше его понимал, тем меньше смысла находил в поведении тех, с кем прожил целую жизнь.

— Дождик пошел, — заметила Юля. — Специально к твоему возвращению. Сколько лет здесь не было никакого дождика…

— Сколько времени меня не было? — спросил Оскар, и девушка растерялась.

Она отчаянно вспоминала что-то важное, даже подсчитывала что-то в уме. Потом вдруг потеряла мысль.

— Сначала мы думали, с тобой приступ случился в городе. Думали, пришельцы тебя забрали, как Сотника. Или эвакуатор увез. Боже мой, мы столько всего передумали в эти дни. Женя сказал, что знает, как лечить тебя от приступов головокружения.