Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает

— Вы же знаете, я не привередлив. Особенно, когда разговор обещает быть важным. Ну или хотя бы любопытным.

Вот тут Лылах не соврал, он вообще врал редко и исключительно по делу, но в данном случае приглашение Кырыма в лабораторию и вправду было неожиданным.

— Буду счастлив удовлетворить ваше любопытство во всех вопросах. Прошу. — Кырым посторонился, пропуская гостя. Стоило переступить порог, как створки, издавая все тот же отвратительный скрип, начали сближение. Несколько секунд, и они сомкнулись, воссоединяя половины разорванного знака в единое целое. Лылах машинально отметил, что изнутри половины круга были иного цвета: та, что слева — белая, та, которая справа — черная. Кырым же расценил замешательство по-своему.

— Каждый защищает свои тайны, как умеет. Впрочем, слышал, что для вас, любезный мой друг, запертых дверей не существует.

Вежлив, как всегда. И как всегда — лжет. Здесь многие лгут и видят лжецов друг в друге. А значит, выгоднее говорить правду, но весьма осмотрительно.

Лылах огляделся. Комната, в которую он попал, являлась продолжением коридора. В центре ее между четырьмя колоннами стояла каменная чаша, судя по виду, оставшаяся еще с древнейших времен, а из чаши свисали петли лианы с широкими бледно-золотистыми листьями.

— Как ваша золотарница? — вежливо осведомился Лылах, поглядывая, впрочем, уже на шахматный стол с незавершенной партией. Интересно, кам играет сам с собой или обучил скланьей игре кого-то из помощников?

— Как видите, пока жива. Прилагаю все старания. Потерять такую редкость было бы обидно. Но прошу вас в лабораторию, здесь ничего интересного нет.

И он оказался прав.

— Взгляните, оно бьется уже двадцать минут. — Кырым с нежностью коснулся сосуда, в котором трепыхалось сердце. Его опутывала металлическая сеточка, пронизывали тончайшие проволоки, а к охвостьям аорт и вен были подсоединены стеклянные трубки. И пойманное сердце послушно прокачивало по ним желтую жидкость.

Нет, Лылах на своем веку многое повидал и сотворил, когда в том возникала нужда, но от картины этой, бесполезной — ну а какая польза от свиного сердца в склянке? — его замутило.

И это эксперимент? И ради этого Кырым с ассистентами из лаборатории не выходит? Неужели Лылах ошибся и зря бежал по этой чертовой лестнице, как мальчишка? Нет, не может быть. В конце концов, Лылах сам припас тему разговора, которая имеет важнейшее значение.

— Вам кажется это бесполезной тратой времени и усилий?

Судорожно схлопнулись предсердия, раздулись в последний раз, грозя лопнуть, желудочки, и сжались, с трудом выталкивая порцию жидкости.

— В конечном счете, — продолжил Кырым, — что значит одно свиное сердце, проработавшее на…

Ассистент, наблюдавший за клепсидрой, начертил на склянке цифру.

— На двадцать три минуты больше, отведенного Всевидящим? Почти ничего.

Кам, взяв со стола щипцы, приподнял крышку. Изнутри пахнуло смесью серы, аммиака и крепкого вина. Кырым пинцетом отогнул сетку, вытянул иглы и только после этого извлек сердце, плюхнув в подставленный помощником лоток.

— Значение имеет факт, что сердце способно работать вне грудной клетки. Еще большее значение имеет факт, что я способен заставить его работать. И если получится со свиным, то почему не выйдет с человеческим? Двадцать три минуты — малость. Но и големы не сразу были боевыми, верно? Познание открывает путь к знанию, а знание — к возможности изменения. Впрочем, мой любезный друг, я полагаю, что занимают вас совершенно иные вопросы.

Лоток с сердцем занял свое место на столе, рядом лежало еще несколько — пять или шесть, уже разрезанных, разобранных на сосуды, тонкие белые волоконца и куски мышцы.

— Мне бы хотелось беседы. Приватной. Речь пойдет о серьезных вещах.

— Оставьте нас, — не оборачиваясь, кинул Кырым. Ассистенты бесшумно исчезли, за деревянной дверью.

Банку могли б и прикрыть, а то смердит неимоверно.

— Полагаю, речь пойдет о тегине? — Кырым ловко проколол сердце длинной иглой. — И об официальном подписании мира на, хе-хе, вечные времена?

Первое прикосновение лезвия, не оставившее видимого следа. Капли жидкости на воске, толстый слой которого покрывал лоток. Синее стеклышко, возникшее в руке кама.

— Кырым, уж вам-то я не должен объяснять всю важность.

— Не должны, уважаемый, не должны.

Второй разрез, на волос глубже первого.

— Кам, вы кромсаете своих свинок, тратите эман… тот эман, поступления которого напрямую зависят от грядущего мира.

— Лылах, мы не у вас в кабинете. Не надо меня обрабатывать, как какую-нибудь кхарнскую шваль, по глупости попавшуюся на запрещенных книжках.

Посеребренные крючки ловко входят в края мышцы.

— Будьте так любезны, шад, подержите. Да, вот так. Благодарю. И давайте ближе к теме. Вас волнуют слухи, что после ранения характер тегина изменился, так? Что если и прежде Ырхыз не отличался выдержкой, то теперь он и вовсе не способен контролировать себя, да?

— Вы более чем догадливы.

— Держите, держите. Вы сами оставили меня без ассистентов… Кстати, помощник из вас не ахти.

— Насколько он адекватен?

Скальпель замер, а сердце вдруг вздрогнуло последней судорогой, и крючки едва не выскользнули из рук Лылаха.

— Крепче держите! Ну надо же, не двадцать три минуты, а дольше, много дольше! Показательно. Что до вопроса, то вряд ли я вас обрадую. Ырхыз вполне отдает себе отчет о многих своих поступках.

— Многие — еще не все.

— Именно. — Кырым, выбрав инструмент с широким тяжелым лезвием, ловко рассек сердце. — Можете отпустить. К тому же, в тех случаях, когда тегин контролирует себя, он, как правило, делает как раз то, что хочет, а не то, что должен. И является ли эта его особенность врожденной, либо же приобретенной — сказать не могу. Скорее, мы имеем неприятную смесь. Вам не хуже меня известны некоторые особенности его воспитания. А ранение лишь прибавило ему славы и народной любви. Ну а наша с вами задача — этим приобретения и ограничить.

Кам подтянул к лотку сложную конструкцию из стекол в металлической тубе-сетке, увенчанную массивной линзой.

— Но многоуважаемый Лылах, на вашем месте я бы не беспокоился о формальностях. Скланы подпишут мир, он им нужен так же, как и нам. Больше, чем нам.

Пальцы пробежались по тубе, изменяя угол наклона некоторых стекол, вытягивая штыри и заслонки. Кырым, заглянув в трубку, отходящую от тубы, удовлетворенно хмыкнул и поманил рукой.

— Посмотрите, это и вправду любопытно.

Лылах заглянул. Больше всего это походило на переплетение веревок, толстых, блекло-желтых или темно-красных, частью разлезшихся, частью раздутых узлами, побитых черными и синими пятнами. Некоторые слабо мерцали, хотя, возможно, это мерцание было результатом воздействия прибора.