Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает

Да, вот сейчас. Всего один удар ногой в шею, всем весом, чтобы захрустели позвонки…

Жаровня вдруг резко и сильно дернулась. Но из такого положения невозможно… Элья подалась за тяжелой рукоятью, а тегин с ревом вскочил, доворачивая голыми руками горячую рогатину. Склана врезалась в откос, судорожно уцепилась за полог и с треском сорвала его. Кожаный занавес накрыл ее с головой.

— Где ты, тварь? — орал совсем рядом тегин. Еще немного и… — Вот ты где, сука!

Послышались звуки, словно мешок пинали, но их быстро сменили другие, очень знакомые. Отодвигая с головы полог, Элья уже догадывалась, что увидит. И оказалась права.

На расстоянии вытянутой руки верхом на мертвой черноволосой девице сидел перемазанный кровью Ырхыз и методично вгонял в ее тело кинжал. Сколько ударов? Десять? Двадцать? Или больше?

Наконец он остановился и совсем тихо позвал:

— Элы.

Ну нет, теперь она ни за что не ответит.

Тегин вдруг изумленно уставился на кровавое месиво под собой. Заозирался, чуть прищурившись. Склана быстро натянула полог обратно на голову и затаила дыхание.

— Элы? Ты там, под занавеской? Элы? — Край савана медленно пополз в сторону.

Ырхыз стоял на коленях, протягивая руку, в которой был зажат нож.

— Болит голова, — простонал он. — А еще — они хотели меня убить.

— Кто?

— Они все, — тегин, сунув нож за пояс, перешел на свистящий шепот. — Они все хотят меня убить. Думают, я не замечаю. Ненавидят. И я их ненавижу. Всех. Тебя нет. Ты моя, ты без меня не выживешь.

Элья вдруг поняла, что в нем было не так. Дело не в слипшихся от крови волосах, не в сведенных судорогой пальцах — во взгляде. Теперь он не мечется бестолково и невидяще.

— Все будет хорошо. — Элья осторожно встала на четвереньки. — Я здесь. Теперь нужно отдохнуть.

И кровь остановить, вон ее сколько из расшибленного лба. А затылок не лучше. Хорошо бы зашить. Хорошо бы вообще доктора позвать. Или, кама. Где Кырым?

— Ты больше не уйдешь от меня. — Сжав пальцы, тегин резко дернул на себя, так, что Элья снова едва не упала. Засмеялся. — Я не позволю тебе уйти. Ты мне нужна. А она отравила. Я страже кричал. Предатели. Меня скрутить пытались. Темно. Оно и раньше бывало. Редко очень, но было. И не долго. А сегодня долго. Никому не говори, это тайна.

— Не скажу.

— Холодно. То жарко, то холодно, а еще чешется иногда, особенно тут. — Он прижал Эльины ладони к вискам. Мокрые, и не столько от крови, сколько от пота, пульс дикий, а глаза черные: зрачки расплылись, затопив обычную синеву. От нее осталась узкая полоска, соприкасавшаяся с алыми молниями сосудов. — Я устал. И холодно. Почему здесь так холодно? А шея и затылок горят. И ладони.

— Пойдем. Тебе лечь надо. Давай я кровь смою? Смотри, сколько ее. Остановить нужно.

— Не уходи.

— Не уйду. Обещаю.

Кивнул, закусил колечко на губе и, неловко поднявшись, протянул руку. Безопасно ли? А выбора нет. Ее отсюда не выпустят. Его отсюда не выпустят. Как там говорил? Клетка? Что ж, теперь Элья верит. Теперь она знает, что для некоторых клетка — лучший выход.

— Идем.

Он позволил себя усадить и кровь стереть, и перевязать, и только когда Элья закончила, пожаловался:

— У меня на лице кожа слазит. Я не хочу без кожи.

— Тебе лишь кажется. Чувствуешь? — Элья коснулась щеки, стерев бурое пятно, провела по переносице, тронула губы и серебряное кольцо. — Что ты чувствуешь?

— Кожа слазит, — повторил тегин и, закрыв глаза, лег на пол. — Гниет. Не хочу заживо. Обними.

Приказ.

— Не уходи.

Просьба.

— Если я умру, ты — тоже.

Реальность, которую Элья понимала и сама. И сидела, обнимая, успокаивая, жалея и ненавидя одновременно. Он угомонился лишь под утро, когда огонь в чашах погас, а кровяная лужа на полу засохла.

И только тогда, под личным надзором Морхая, тегина с Эльей препроводили в покои Кырыма, который, впрочем как и Урлак, так и не появился.

Этим же вечером, пока Ырхыз отлеживался, в соседней комнатке состоялся короткий, но весьма выразительный разговор:

— Слушай меня сюда, крылана, — Морхай говорил тихо, но зло. — Будешь сидеть около него безвылазно. Успокаивать, лечить, подставлять ему гузку, короче — делать что угодно, чтобы он не расхаживал по Ашшари. Иначе я тебя самолично растяну лошадями. Поняла?

— Да.

— Если же кто-то из Гыров заглянет, найди себе самый дальний угол, чтобы тебя не видно и не слышно было. Поняла?

— Да.

— Справишься — получишь от меня подарок. А теперь — пошла, тварь.

О том, куда делись хан-кам и посажный, склана узнала лишь на второй день после происшествия, когда Ырхыз, неожиданно быстро поправившийся, сам переговорил с Морхаем. Главный кунгай держался так, как до происшествия: вежливо и почтительно.

— Бесится уважаемый Таваш. — Из-за распухшего носа у Морхая изменился голос. Но не манера речи. — Как-никак — лучшая танцовщица.

— Найдет новую.

— Наши тихо сидят, с местными разговоров не заводят, пусть те и пытаются. Гыр, хоть и злой, как демон Ла, но от слов не отказывается и дает сотню воинов, так что доберемся под надежной охраной.

— А Кырым?

— Ждем от него сообщения. Думаю, там все в порядке будет, но вы ведь их знаете — любят перепроверить. Хотя помяните мое слово, оно только с виду скланам там удобнее. Мы так эту факторию раскатали, что от нее одно название осталось. Это уже, правда, после вашего ранения было. — Морхай смутился и взгляд отвел. — Отстраиваем ее тоже вроде как мы, а значит — наши стены. Одним словом, на молоко дуют что Кырым, что Урлак. Можно было напрямую туда ехать, без разведки, только время потеряли, да еще вот…

— Морхай, знаешь, почему ты никогда не станешь посажным? Потому как считаешь себя умнее верховного кама и действительного посажного.

— Прошу простить меня, мой тегин. — Поклон и единственным признаком раздражения полный ненависти взгляд, адресованный Элье.

За что? Что она сделала? Исполнила приказ? Или даже два приказа, к счастью, совпадающих?

— Я-то прощу. А вот Урлак — вряд ли. Поэтому захлопни пасть и говори по делу. — Ырхыз принял чашу, поднесенную Тайчи, протянул назад и подождал, пока мальчишка глотнет. Потом отдал Элье. Травяной отвар, судя по вкусу, не обошлось без ромашки, мелиссы и еще чего-то очень знакомого, но неопределимого. — Когда выезжаем?

— Уже через два дня, согласно распоряжению Урлака. Встретимся с ними непосредственно на месте.

— Ясно. Ну а что там с Гыровой дочкой?

— Кхм… Ну с утра было объявлено, что Ойла заболела. Да только братья ее ходят в железе и при оружии. Гыр ругается много, но в основном на своей половине.

— Ладно, демоны с ним, с Гыром. Иди себе, Морхай, дай отдохнуть. — Отобрав чашу, Ырхыз осушил ее в два глотка, сунул, не глядя, в руки Тайчи и, вытянувшись на подушках, похлопал рядом. — Ложись, Элы, говорить будем. День видно такой, разговорный.