Мелани Джексон - Наваждение

Это была последняя нормальная, по нашим стандартам, ночь в Мексике. Мгновение мнимого затишья перед бурей, по крайней мере для меня, прежде чем Сен-Жермен решился наконец напасть. Теперь я вспоминаю об этих временах, как о бредовом сне — очень живом, но сюрреалистическом, отвратительном и вместе с тем прекрасном. Возможно, всему виной моя гиперчувствительность, но эти дни казались окрашенными в яркие, интенсивные цвета, дьявольский жар обжигал мой мозг и, казалось, этой пытке не будет конца. Но всякий раз неожиданно наступал благословенный закат, и адские муки прекращались. Затем, спустя всего пару мгновений, наступала ледяная ночь, и все краски мира блекли. Как бы то ни было, ночью мое восприятие еще больше обострялось. Каждое чувство — слух, обоняние, осязание, зрение, вкус и кое-что еще — становилось таким тонким, что его можно было назвать болезненным, таким острым, что словно стеклом резало нервы. Нинон обещала, что я привыкну, но я знал, что она переживает, потому что и сама страдает от возросшей возбудимости.

Что обжигающий день, что ночь казались нескончаемыми, но мы каким-то образом умудрялись их переживать, облачаясь в них, словно кающиеся грешники во власяницу. Иногда мне казалось, что мы перенеслись в другое измерение, где двадцатого и двадцать первого века еще и в помине нет, а миром управляет магия. Я знал, что где-то совсем рядом находятся небольшие городки и огромные мегаполисы, в которых бурлит жизнь современного мира, но мы никогда мимо них не проезжали. Зло Сен-Жермена было старо, а потому процветало в таких же старых местах. Пока он не умрет, это станет нашей вотчиной.

Мы зарегистрировались как муж и жена — Гарсиа, кажется, — и пошли в нашу комнату. Мы не прикасались друг к другу, хотя наконец-то остались одни. И дело было не в робости или напускной стыдливости с ее стороны, и даже не в отсутствии душа. Нинон не пыталась изобразить из себя недотрогу. Как не стала бы ссылаться на головную боль, если бы была не в настроении.

— Все дело в силах, — пояснила она. — Кажется, что моя стена покачнулась. И причина не столько в теле, сколько в… моих чувствах.

— Я знаю, — сказал я. Находиться в состоянии постоянного нервного возбуждения действительно тяжело и отнимает много сил.

Независимо от того, займемся мы сегодня любовью или нет, у нас на двоих был один продавленный двойной матрас и две одинаковые бесформенные подушки, застланные пожелтевшим постельным бельем и выглядевшие весьма непривлекательно. Если только…

Я посмотрел на Нинон.

— Да уж, схожу за спальными мешками, — вызвался я. И за пистолетами. У меня прямо зуд начинался, который проходил только в присутствии огнестрельного оружия.

Нинон кивнула, морща носик. Я был с ней абсолютно согласен. Я категорически не хотел спать на чем-то, что напоминало бы трупики убитых животных, укрытые простынями. Нам и без того будут сниться не самые приятные сны.

И все же это было безопаснее, чем спать в джипе или моем внедорожнике. Я слишком живо представил, как, пока мы спим, вокруг скапливается дождевая вода и к моменту нашего пробуждения из нее появляется разъяренный Д. 3, который сначала срывает с петель дверцы машины, а следом за ними и наши головы.

— Ты на самом деле думаешь, что он пытается нас найти? — неожиданно спросила Нинон. Они с котом одновременно повернулись и смотрели на меня.

— Сен-Жермен? — решил уточнить я.

— Нет, Дымящееся Зеркало.

Вот как. Она, оказывается, может читать мои мысли. Или просто догадалась, о чем я могу сейчас думать.

— Не знаю. И было бы неплохо, если бы этой ночью я об этом так и не узнал. Нам действительно нужно немного поспать. И принять душ. Я хотел бы сделать это спокойно, не переживая о том, что может появиться из сточного отверстия.

Она подошла к единственному в комнате окну, приподняла пожелтевшую занавеску и замерла, вглядываясь в ночь.

— Д. 3. в последнее время, наверное, несладко приходится — в его честь больше не воздвигают пирамид, не устраивают кровавых жертвоприношений и не кладут золото на алтарь. Всего несколько жалких жриц-вампирш, у которых окончательно поехала крыша… И они вряд ли составят приятную компанию.

— Мне кажется, или ты действительно его жалеешь? — переспросил я, уверенный в обратном, но все же пытаясь понять, что именно она имеет в виду.

Она отвела взгляд и тряхнула головой, сбрасывая остатки оцепенения.

— Черт побери, конечно же, нет! Я просто хочу сказать, что ему смертельно наскучило все это — его усталость так же сильна, как и степень его безумства. А это вдвойне опасно. Ему сейчас больше нечем заняться, кроме как думать о нас и вынашивать план мести. Лучше принеси сюда оружие и все боеприпасы, что у нас есть. Кстати, нужно не забыть найти оружейный магазин и запастись патронами.

— Утром в первую очередь этим займемся, — заверил я.

Нинон кивнула.

— Конечно, — ответила она мягко. — Знаешь… вполне возможно, что он даже не ищет нас. А пытается разыскать Сен-Жермена.

А я-то думал, что в своих кошмарах повидал уже все.

— Я искренне надеюсь, что ты ошибаешься.

— Я тоже. Эта встреча ни в коем случае не должна состояться.

Женщины никогда не хотели замечать, что представляет собой большая часть браков. Жены являются рабынями своих мужей. Даже монастырь в этом смысле кажется мне лучше. Я не говорю, что мы не должны любить, — подавлять естественные желания означает обрекать себя на пожизненные страдания. И все же женщина должна все хорошенько обдумать, прежде чем опечатывать штампом о браке свои потаенные чувства. Страсть приходит и уходит, а брак остается.

Прекрасное и поразительное не всегда является добрым. Но доброе всегда прекрасно.

Я скажу вам от имени всех женщин: нет среди нас такой, которая не предпочла бы небольшую грубость в обращении чрезмерной обходительности.

Мы с удовольствием скажем мужчинам: О, сжальтесь же! Не нужно нас считать такими целомудренными — вы заставляете нас обладать этим в излишке.

— На нас надвигается буря, причем очень быстро. Значит, все-таки за нами следят.

Нинон отвернулась от окна. Ее глаза блестели, как лакированная кожа.

— Д. 3.? Или Сен-Жермен?

— Вполне может быть, что оба. Думаю, дорогой граф поднял большой переполох, лишь бы заставить меня выйти из укрытия. Он наверняка надеется, что в состоянии экстаза, вызванном молнией, я потеряю голову и ослаблю бдительность.

— А такое может случиться?

— Только если я непозволительно расслаблюсь.

С этими словами она повернулась ко мне.

Я уже практически убедил себя, что секс нам сегодня ни к чему и что я не стану даже поднимать этот вопрос, несмотря на то что после душа немного пришел в себя. И тогда она коснулась меня. Казалось, весь скрытый жар, таящийся в недрах моего тела, ринулся на поверхность и вонзился в кожу в тех местах, где остались следы. Наконец-то возбуждение приносило удовольствие. Нинон тихо простонала и прижалась ко мне. Она ощущала то же самое — разгорающийся огонь. Он не сжигал плоть — скорее, плавил рассудок. Все остальные чувства сами по себе отошли на второй план. Осталось только бушующее пламя и желание. Мы в буквальном смысле слова играли с огнем, но у меня даже и мысли не возникло воспротивиться этим чувствам только лишь для того, чтобы сберечь силы на завтра. Коразону придется некоторое время постоять на страже. Надеюсь, Нинон не преувеличила его способности как часового.