Мелани Джексон - Наваждение

Мы упали на стоящую сзади кровать, причем я очутился сверху. Я перенес вес на руки, да так и застыл, наслаждаясь открывающимся передо мной видом. Даже на расстоянии всего нескольких дюймов она выглядела безупречно.

Ее волосы свешивались с края кровати темным каскадом завитков. Прекрасная! Я взял в руки прядь, наслаждаясь ее шелковистостью, которая осталась даже в полосе окрашивания. Они были мягкими и нежными, как ее губы, и я снова почувствовал, как меня захлестнуло волной желания, напоминавшего религиозный экстаз, — сродни тому, который изменяет до неузнаваемости праведников и людей, посвященных в тайны мироздания, заставляя даже самых трезвомыслящих творить безумства.

Именно этого я так хотел. Это был чудодейственный бальзам для моей израненной души. Это было спасительное забытье, божественное безумие, которое сделало боль от обострившихся чувств управляемой, превратив ее из бича, хлеставшего нас по своему усмотрению, в средство достижения блаженства.

Я не из тех, кто довольствуется поклонением на расстоянии. Кому-то, может, и достаточно издалека восхищаться красотой Нинон, любоваться ее изысканностью, да и только. Мое же восприятие прекрасного всегда было гораздо более приземленным, более прикладным, что только добавляло ощущениям остроты.

Вначале я раздел ее, наслаждаясь неподатливостью пуговиц на джинсах, которые неохотно, дюйм за дюймом, открывали взору шелковистую кожу ее живота, словно нарочно меня дразня. И наконец мне удалось стянуть их полностью. За ними последовала рубашка. Под ней оказался корсет нежно-розового цвета с шнуровкой более темного оттенка, которая была сделана просто для красоты. Она опоясывала туловище и завязывалась на ряд крошечных бантиков, которые мне еще предстояло развязать. Я не имел ничего против, целуя края и развязывая бантики один за другим, сдвигая шелк в сторону, чтобы беспрепятственно любоваться совершенством линий ее груди и тела.

Ее кожа слабо пахла размокшими кукурузными хлопьями, что слегка озадачивало, пока я не понял, что это плавятся химические вещества, создающие эффект загара. У меня на глазах ее кожа из золотистой превращалась в кремовую.

Ее грудь была великолепна, а живот представлял собой участок идеальной кожи, покрытой золотистой сеткой шрамов. Я не стал здесь останавливаться и двинулся дальше. Ведь еще столько оставалось неизведанного, со многим предстояло познакомиться заново. Наш первый раз получился слишком поспешным, к тому же это было так давно!

Она оказалась сильнее, чем можно было предположить, глядя на ее хрупкую внешность. Мне нравилось ощущать аккуратное сочленение мышц под бархатистой кожей. О красота женского тела! Ничто не может с этим сравниться. Ничто. А что касается Нинон… Никаких бугрящихся узлов мышц, которые выдавали бы силу, или жестких волосков, которые портили бы совершенство кожи, — просто гладкая, струящаяся подобно ручью, плавность движений, с которой она обвилась вокруг меня.

Покончив с первым раундом знакомства на ощупь, я захватил ртом ее левую грудь и принялся легонько покусывать. Ее кожа казалась мне сладкой и соленой одновременно.

Нинон незамедлительно вытянулась подо мной, как тетива, грациозно выгибая спину и протяжно застонав, так, словно этот стон сам невольно рвался из груди наружу. Она изогнула шею и укусила меня за плечо. У нее были острые зубы, и укус оказался почти болезненным. Такой животный ответ служил одновременно поощрением и предостережением об опасности. Я застыл на секунду. Внутри каждого из нас жил зверь, в котором мог проснуться голод. То, что обычные симптомы вампирской жажды крови у нас не проявились, еще не означало, что их нет. Голод, возникший между нами, был несколько иного рода, чем обычно между мужчиной и женщиной. Растущий аппетит был огромным — неуемная похоть, которая рвалась наружу.

В ответ на мое промедление Нинон издала звук, в котором слились воедино стон и рычание. Не было произнесено ни слова, и все же я прекрасно понимал, что это означает: «Осторожно, монстры! Продолжай на свой страх и риск».

Я осознавал масштабы грозящей нам опасности, но меня это не остановило. Мой собственный монстр утратил всяческий страх, к тому же он слишком сильно ее желал.

— Тогда продолжай, — прошептала она.

Она неторопливо раздела меня. Как только от одежды не осталось и следа, огонь в ее глазах начал разгораться. Она, в свою очередь, принялась восхищенно разглядывать золотистые «змейки», которые теперь покрывали и мое тело. Это не были шрамы в буквальном смысле слова, просто своего рода пещеристая ткань, которая пробуждалась к жизни во время грозы или сильного возбуждения. Она видела прорисовывающиеся рубцы-стигматы на моей коже, но это ее не останавливало. Однако меня это беспокоило, поэтому я потянулся к ночнику у изголовья кровати. Она отреагировала мгновенно и перехватила мою руку.

— Нет. Нам не нужна темнота. Никакого стыда, нам нечего скрывать друг от друга. — Ее голос прозвучал резко, отрывисто. — Я не боюсь увидеть тебя. И что ты увидишь меня. Мы такие, какие есть. Ты должен знать, что я все делаю с широко открытыми глазами, и никак иначе.

Я подумал о том, кем и чем она была, и не смог не согласиться. Мой ликующий зверь вновь попытался вырваться наружу. Я хотел снова получить возможность отведать ее крови.

— Да будет так! — Это все, что я смог ответить.

Она потянулась ко мне, но на этот раз была моя очередь останавливать ее руки. Я целовал их, стараясь обрести равновесие.

— Медленнее! — велел я жестко. В моем голосе слышалась сила бури, бушующей внутри, и растущего вожделения. Я ощутил ставший уже привычным легкий кайф.

— По-моему, откладывать дальше некуда. — Она улыбалась слегка озорной улыбкой, полной скрытого веселья.

Я проследил за ее взглядом и увидел, что мой член стоит по стойке смирно. Я тоже не смог не рассмеяться. Да уж, ему совсем не хотелось медлить. На нем оставалось только пылающими буквами написать «Срочно!». Ох уж это коварное создание! Эгоистичное, беспечное, ненасытное, всегда требующее, чтобы все было по его, причем незамедлительно. Ему незнакомы были нерешительность или осторожность. И все же лучше уж этот тиран, чем тот, что внутри.

— Мигель?

Я отвлекся от своих мыслей и понял, что все еще держу руки Нинон и при этом глупо скалюсь. Взглянув на нее, я понял, что она удивлена. Смех был неуместен, но я ощущал не просто легкую эйфорию — я чувствовал, что становлюсь диким. Думаю, с ней происходило то же самое.

Судьба, а может и Д. 3., предприняла последнюю попытку нам помешать, но просчиталась. Ветер ударил в ставни на окне, и они загремели, как старые кости. Буря снаружи все крепчала, а я от этого впадал в еще больший экстаз и мое желание только усиливалось. Я знал, что нам нужно остановиться и переждать, пока утихнет ветер. Так на нашем месте поступили бы более впечатлительные люди. Но мы не искали легких путей.