Мелани Джексон - Наваждение

Слава Богу, что гули не кричат. Звук его падения должен был предупредить Нинон, но я надеялся, что никто, кроме нее, этого не услышит.

С лестницы я наблюдал, как он кубарем летит вниз, а сам тем временем поглаживал и успокаивал свою трясущуюся ногу. Спасибо, Господи, что на мне сапоги, иначе разрывов ткани не миновать. Если так и дальше будет продолжаться, то я превращусь в ходячую карту шрамов, на которой будут помечены основные вехи нашего путешествия по Мексике. Как бы то ни было, кожа голенища сапога была изодрана в клочья.

Существо, как шарик для пинбола, скакало по каменному рукаву спуска в подземелье и глухо постанывало, ударяясь о потолок, стены, ступеньки. При каждом ударе, в промежутках между перелетами, у него из груди вырывался лишь невнятный стон. Но вот он окончательно приземлился и яростно зашипел, отчего воздух в лестничном колодце буквально затрясся. Да, бесшумно не получилось. Но, черт побери, почему они не кричат, как нормальные животные? Значит, у него все-таки не было голосовых связок. Наверное, Сен-Жермен решил, что гуля достаточно просто видеть, а слышать необязательно. Думаю, он в чем-то прав. Все их разговоры наверняка свелись бы к требованию пищи.

Еще одной отличительной чертой гуля, помимо безмолвия, была ударопрочность. Этот гуль, как и первый, совершенно не пострадал при падении. Все, чего я добился, сбросив чудовище с лестницы, — это не на шутку его разозлил и отогнал от горючего. Если бы внизу не было Нинон, я бы немедленно облил его бензином и поджег.

Но Нинон была там, поэтому монстр не спешил подниматься ко мне.

Нинон! Это было как удар обухом по голове. Впервые за все время меня сковал страх, и я почувствовал, как сооруженный в спешке каркас моего мужества заходил ходуном.

— Твою мать!

Я попросил свою лодыжку еще немного потерпеть и ринулся за гулем, держа нож наготове.

Он отшатнулся, пытаясь спрятаться в темноте. Но это не сработало. Ведь я очень хорошо вижу даже при слабом освещении. Чудовище по-прежнему сжимало гранату, но чека так и оставалась нетронутой. Видно, он знал, что не выживет, если произойдет взрыв. Может, он не хотел умирать, особенно когда этого можно было избежать.

А возможно, где-то поблизости находился его создатель, и гуль не рискнул причинить ему вред, разве только в самом крайнем случае.

Некоторое время мы просто стояли напротив друг друга. Гуль скалил свои нечеловечески длинные зубы — судя по всему, он тоже не умел ждать. С небывалой скоростью это создание достигло середины комнаты. Спустя полсекунды он уже набросился на меня, расцарапал правой рукой лицо — и что такого с моим лицом, что они все так к нему тянутся? — и заклацал челюстями, пытаясь своими ужасными зубами вцепиться мне в глотку.

Я не мог как следует ударить его ножом. Гуль был слишком близко, и это мешало достаточно размахнуться. Вместо этого я откатился назад и, используя инерцию движения его тела, перекинул гуля через себя. Я подтянул колени к груди, а затем изо всех сил выбросил ноги назад — такому брыканию и осел бы позавидовал! И снова отбросил гуля прочь, лягнув его что было сил.

С ужасным треском я проломил дыру у него в брюхе, отбивая внутренние органы и разрывая хрящи. Струя черной слизи хлынула по моей ноге. Она была едкой, словно кислота, и воняла, как адская выгребная яма, но это меня не остановило. Я уже знал, что даже травмы внутренних органов не остановят это существо. Я перекувыркнулся и снова нанес удар, целясь на этот раз в голову.

Я попал, но ожидаемого эффекта не достиг. Тварь зашипела и отступила к лестнице, а оттуда к канистрам с горючим. Гуль выглядел взбешенным. Я знал, что когда его ярость зашкалит, то он наверняка швырнет в нас с Нинон гранатой, а вслед полетит канистра с бензином.

Я ринулся следом, запрыгнул ему на спину и ударил ножом. Что-то шлепнулось на пол и откатилось в сторону. Я был уверен, что попал в сердце, но это его не остановило. Обрушившись на гуля всем своим весом, я выдавил у него из легких весь воздух, но, видимо, он спокойно мог обходиться и без него.

Понимая, что из гранаты, возможно, выдернута чека и у меня оставались считанные секунды, я выдернул нож у него из спины и всадил в голову. Удар получился неудачным, нож вошел по касательной, скользнул по черепу и только оцарапал кожу. Я уже готов был нанести новый удар, как увидел Нинон. Она появилась откуда-то слева, быстро и бесшумно. Ее нож беспрепятственно вошел в монстра и так же легко вышел.

Из его тела хлынул новый поток слизи, и я поспешно оттолкнул гуля от себя. Он умирал недолго. Мы отпрянули назад, когда он, извиваясь в судорогах на полу, попытался дотянуться до нас своей ужасной пастью и когтистыми лапами.

Наконец он затих. Ничего не взорвалось.

— Он один? — прошептала Нинон.

— Думаю, да. Включи фонарик. Где-то здесь должна быть граната.

— Граната?

Нинон — единственная женщина из всех, что я знал, которую такое сообщение могло осчастливить.

Я присоединился к ее ликованию, когда увидел, что чека на месте. Теперь открыть эту чертову дверь не составит проблем. Все, что нам останется, это мельком туда заглянуть. И если там будет слишком много живых, то мы просто кинем в них небольшую порцию взрывчатки, захлопнем дверь и умчимся отсюда.

— Ты в порядке? — спросила она, кладя руку мне на плечо.

— С каждым разом все лучше и лучше, — ответил я. И постарался забыть о пульсирующей лодыжке и порванной заново щеке.

Местные говорят о недуге, который делает душу черной, вызывая жажду крови своих братьев… И нет никакого способа исцелить почерневшую душу, кроме смерти.

У человека определенно есть душа; но непонятно мне, как соглашается она быть заточенной в тело. Одно лишь знаю точно, что коль уж душа моя вырвется наружу, то без хорошей драки в чужое тело я ее не пущу.

Наиболее суеверные эпохи всегда были эпохами самых ужасных преступлений.

Наверное, быть старым — это все равно что иметь в голове много комнат, в которых горит свет и люди играют свои роли. Люди, которых ты знаешь, но уже не помнишь по именам.

Если вы не любили, то вы и не жили.

Все происходило, как мы и запланировали. Мы открыли металлическую дверь, посмотрели на груду дремлющих гулей и воспользовались гранатой. Я впервые с такой легкостью убивал воскрешенных из мертвых. И, должен признаться, мне это понравилось.

Нас накрыло взрывной волной уже на лестнице, до которой мы успели добежать. Звук взрыва больно ударил по барабанным перепонкам, и мы вскрикнули. Я не обращал внимания на осыпающуюся штукатурку и жалобно стонущие потолочные балки. Мы вернулись, открыли изрядно покореженную дверь и заглянули внутрь. Комната была полна тел, но эти тела все еще шевелились.