Маргарита Дорогожицкая - Неразрешимое бремя

Я не сделал ни единой попытки отстранить ее, потому что понимал, что стоит ее коснуться, и меня уже не остановит ни Антон, ни намеренно копающийся в бумагах поверенный, любопытно косящийся в нашу сторону, ни задержавшийся стражник. Я просто ее задушу, невзирая на последствия.

— Но думаю, что короткая стрижка вам тоже пойдет, — Лидия мечтательно пропустила прядь волос между пальцев, потянулась к лицу, но я уже не выдержал и отвернул голову в сторону. — Надеюсь, на лице не останется шрама, хотя даже с подпорченной мордашкой вы найдете себе богатую покровительницу. В моем лице.

— Идите уже, госпожа Хризштайн, — мое терпение было на исходе. Бледная и простоволосая, в разорванном и запачканном кровью платье, Лидия вызывала брезгливое отвращение и почему-то жалость, но никак не ужас и страх, хотя бояться ее действительно стоило. — Вы сумасшедшая, но только у вас не умственное помешательство, а нравственное. Вы ведь даже не понимаете, что творите зло. Мне не о чем с вами говорить.

Она замерла, словно споткнувшись. Потом развернулась и молча пошла прочь. Но я знал, что Лидия не уйдет просто так, ей обязательно нужно оставить последнее слово за собой. И я не ошибся.

— Вы ведь так до сих и не догадались, куда Николас дел потроха девиц, да? — она обернулась, стоя в проходе между скамьями, почти у двери. Я молчал. Она все равно скажет. — Ну конечно, вы же не обратили внимания на то, что сказал повар! Он готовил только для клиентов. А куда можно деть свежую требуху в жаркий летний день? Пока она свежая. Особенно, если готовишь для вечно голодных девок. Сам готовишь. На кухне. Вкуснейшую мясную похлебку.

Лидия демонстративно облизнулась, потом расхохоталась, глядя на мое побледневшее лицо, и ушла. Ее смех раздавался гулким звоном у меня в ушах, я отчаянно боролся с подкатившей к горлу тошнотой. Запах еще свежей крови помчика и вывороченных внутренностей стал острее, пропитав насквозь зал судебных заседаний. Я вцепился в скамью и зажмурился, лихорадочно пытаясь вспомнить хотя бы какую-нибудь молитву. В голове было пусто и темно. Меня кто-то робко тронул за рукав.

— Простите меня, господин инквизитор, — тонкий дрожащий голосок Пионы. — Мне очень жаль, что я поверила про вас…

Она шмыгнула носом, и я открыл глаза, найдя в себе силы просто кивнуть девушке.

— Неужели это правда? Что госпожа вас преследовала? — Пиона покраснела, но продолжала смотреть на меня. В ее темных глазах стоял испуг и притаилось любопытство. — Тогда простите и мою госпожу тоже, ладно? Я думаю, она не со зла, просто когда влюбляешься, то делаешь глупости…

Я неожиданно понял, что теперь уже сам начинаю давиться хохотом.

— Ваша госпожа никого не любит, Пиона. Она в принципе на такое не способна! Идите, догоняйте ее.

Пиона поджала губки и нахмурилась.

— Вы не понимаете! Все равно, не держите на нее зла, пожалуйста!

— Я не держу на нее зла, Пиона. Глупо злиться на… морально ущербного человека. Так же глупо, как злиться на безногого, что у него нет конечности. Вашу госпожу можно только пожалеть, Пиона.

Я наконец остался один. Солнце почти ушло за горизонт, закончился долгий летний день. Как и закончилось мое служение Святому Престолу. Из-под стола вылез пришедший в себя кардинал. Он посмотрел на меня мутными глазами и потянулся к графину.

— Пустой? — равнодушно пробормотал он и тяжело поковылял к столу защиты. — Все, теперь мне точно конец. В лучшем случае, сошлют в такое захолустье, что этот городок столицей покажется… Пошли выпьем, а?

Заметив на рукаве кусочек прилипшего леденца, я даже не удивился, лишь равнодушно смахнул его, потом посмотрел на осоловевшего от духоты толстяка, жадно пьющего воду, и понял, что хочу напиться до поросячьего визга, до полного отупения мыслей и чувств, лишь бы забыть сегодняшний отвратительный день. Я кивнул кардиналу.

— Пойдемте, ваша святость.

Липкий отвратительный холод пробирался даже сквозь теплое пуховое одеяло. Меня знобило, я чувствовала, как утекают и замерзают последние желания и эмоции. В кресле напротив сидел темноволосый мальчишка, беспечно болтал в воздухе босыми ногами, что не доставали до пола, и сосал мятный леденец. На меня он внимания не обращал, а я пыталась делать вид, что его не существует. Я спрятала голову под подушку, но даже сквозь нее слышала и ощущала его присутствие. Мне вдруг стало казаться, что на самом деле это меня нет. Я растворялась, как написанная другими людьми картина, с меня смывался слой за слоем, личина за личиной, выцветали краски и глохли звуки, чтобы в конце превратиться в белую и тихую пустоту. Тогда я уйду в бездну, где меня уже ждут. Ждет этот маленький мальчик, беззащитный в своем наивном желании оживить мать, ждет бедная старуха, отчаянно жаждущая молодости любой ценой, ждет запуганный подросток, что… Нет!

Я подскочила на постели и запустила подушкой в мару. Мальчишка поднял голову и улыбнулся мне. Его темные глаза притягивали и завораживали. Я бессильно отвернулась и упала обратно на постель.

— Хриз, ты как? — Антон зашел в комнату и присел рядом, поставив на прикроватный столик травяной отвар. — Выпей на ночь и попробуй уснуть, ладно?

— В кресле кто-нибудь есть? — обреченно спросила я.

Он мельком взглянул на кресло и покачал головой.

— Никого там нет. Опять? Вот скажи, зачем ты полезла к колдуну? Ты понимаешь, что могла погибнуть?

— Вот только морали мне не надо читать! — огрызнулась я.

— Да если бы я знал, что ты затеяла, да я бы сам… Сам тебе подлил! Скажи… Ты ведь на самом деле не хотела смерти помчика?

Я заглянула в потемневшие глаза Антона, что затаив дыхание ждал ответа, и задумалась. Он всегда болезненно относился к моим выходкам, искренне полагая, что даже воровать — плохо, а уж убивать… Я покачала головой и честно сказала:

— Нет, Антон, я не планировала его убивать. Смерть помчика мне не выгодна, знаешь ли… — и я почти не лгала, потому что действительно собиралась всего лишь натравить демона на этого мерзавца с целью его покалечить. Но в тот момент, в зале суда, я искренне желала ему смерти, не оглядываясь уже ни на какие политические выгоды. — И ты же помнишь, что я думаю про возмездие? Смерть — слишком милосердная кара для большинства мерзавцев.

Люди всегда верят в то, что хотят поверить, и Антон не был исключением. Он облегченно перевел дух и указал на стакан.

— Пей. Не уйду, пока не выпьешь.

Пока я давилась отваром, Антон разглядывал меня с укором, но молчал. Забрав пустой стакан, он помедлил чуть, потом решился:

— Скажи, Пиона права? Ты действительно влюбилась в инквизитора?

— А ты скажи, глупость Пионы заразна? — со злостью пробормотала я, отворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть мару. Но босоногий мальчишка никуда не пропал. Он пересел на подоконник и начал раздражающе водить пальцем по стеклу.