Гордон Диксон - Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека

— В словах волка заключена истина, — заметил Дэффид, когда Арагх ушел. — Защищать свою жизнь и охотиться на человека — два разных понятия; и это не зависит от мотивов.

— Не слушай их, сэр Джеймс, — заспорила Даниель. — Ты сумеешь обойтись и без них. Если не ты захватишь замок, то его захватит кто-нибудь другой. Да, отец?

— Рассчитывай на нас, — намекнул Жиль леди Геронде. — Нас интересуют деньги. Только ради них мы согласны пойти на замок Маленконтри.

— Я обещаю половину богатств замка Маленконтри, — объявила Геронда. — И слово свое сдержу. Как известно, сэр Хьюго долгие годы обирал соседей и накопил огромное состояние.

— Я дал свое согласие, — заявил Жиль. — Теперь последнее слово за сэром Джеймсом.

Джим намеревался пожать плечами, позабыв, что тело дракона не может выполнить столь простого и красноречивого для человека движения. Каролинус уверял, что Энджи, находясь в плену и ожидая спасения, не подвергается никакой опасности. Несколько дней, подумал он с новых позиций отчуждения и отрешенности, или даже неделя-другая не имеют решающего значения. И если Каролинус не сумеет отослать их с Энджи в исходную точку, то владение замком и землями окажется нелишним. Потребность в пище и крове — в хорошей еде и удобном жилище — была такой же реальностью нового мира, как и сама боль. А игнорировать подобную реальность невозможно.

— Почему бы и нет, — сказал он. — Согласен. Мы выступаем против Хьюго де Буа де Маленконтри и захватим его владение.

Как только он произнес эти слова, атмосфера в зале изменилась невидимым приливом и отливом волны тепла. Душа исчезла, оставив внутри тела Горбаша пустоту. Джим заморгал, склоняясь к тому, что вино и свечной дым повлияли на его зрение и воображение. Ощущение быстро исчезло, и он не был уверен, возникало ли оно вообще.

Он оглядел остальных, но никто, похоже, ничего не заметил — кроме Дэффида, который пристально смотрел на Джима.

— Превосходно, — обрадовалась Геронда. — Все решено.

— Это неверное решение, — вмешался Дэффид. — В моей семье от отца к сыну и от матери к дочери на протяжении многих поколений передавался дар предчувствия и интерпретации предостережений. Только что пламя свечей нагнулось, хотя в зале было безветренно. Это дурное предзнаменование. Я против похода на сэра Хьюго.

— Арагх вселил в тебя страх, — заметила Даниель.

— Я не напуган. Но, как и волк, я не рыцарь, чтобы идти на приступ и захватывать замки.

— Я сделаю из тебя рыцаря, — пообещала Даниель, — А когда получишь шпоры, твои девичьи страхи и предрассудки как рукой снимет.

— Постыдись, Даниель! — перебил Жиль. Лицо его потемнело. — Не смей злословить о благородном рыцарском звании!

Дэффид резко поднялся на ноги:

— Ты насмехаешься надо мной! — воскликнул он. — Я люблю тебя и лишь потому присоединяюсь к отряду. Но сейчас я прогуляюсь по лесу. Мне необходимо побыть наедине с самим собой, — и он вышел из зала.

— Господа! — жизнерадостно обратился к оставшимся Брайен. — Изгоним прочь мысли о злом роке! Наполним кубки! Соглашение достигнуто. За пленение сэра Хьюго и захват его замка!

— И за долгие, мучительные пытки! — добавила Геронда.

Они дружно выпили.

Ранним утром следующего дня они выступили в путь. Арагх так и не появился, но отряд разбойников Жиля пополнился сорока воинами, набранными из Малвернского замка и других владений де Шане. Геронда страстно хотела присоединиться, но чувство долга перед владениями отца победило жажду мщения. Она осталась, чтобы управлять замком. Уходя, они видели стоявшую на стене замка Геронду, а потом деревья сокрыли ее силуэт.

Утро выдалось облачным, как в тот день, когда они шли на приступ замка Малверн. Но сегодня, однако, облака не рассеялись, а наоборот, сгустились, и вскоре заморосил мелкий дождь.

Начало пути пролегало через редкий подлесок, перемежавшийся полянами, но потом тропа пошла под уклон и вывела в район мелких озер и болотец. Набухшая влагой колея стала вязкой и скользкой. Отряд разбился на группы и растянулся на добрые пол мили.

Серая унылость дня повлияла не только на темп марша: опостылевшая пелена дождя вызывала раздражительность и злость. Те, кто шел пешком — разбойники и сорок воинов из Малверна — медленно передвигались по липкой грязи, укрывая лица от ветра и дождя; мечи были в ножнах, луки зачехлены. Грубые шутки, издевки, ругательства, которыми обычно перекидывались разбойники, прекратились. Редкие недовольные замечания адресовались погоде или дороге. Они прикидывали вероятную цену победы — числом убитых и раненых. Приводились старые, давно всем известные аргументы, а отношения откровенно накалялись.

Даже предводители похода поддались резкой смене обстановки. Жиль нахмурился, Даниель язвила направо и налево, а Дэффид замкнулся в себе. Создавалось впечатление, что весь отряд отреагировал на некое зловещее предчувствие.

Джим переместился в авангард. Он оказался одним из немногих, кого не поразила повальная хандра. Брайен, восседавший верхом на Бланшаре, тоже оставался жизнерадостным, по-спартански невозмутимым и стойким. Казалось, в его мире все вопросы и дилеммы были решены давным-давно. Испепеляющее солнце или ураганный снегопад, реки вина или крови. — поверхностные атрибуты, которые он неизменно будет игнорировать. Брайен производил впечатление человека, который будет шутить даже со своим инквизитором, находясь на дыбе.

Джим рассказал ему о настроении отряда, сделав акцент на поведении предводителей.

— Нечего беспокоиться, — ответил Брайен.

— Но крайне важно сохранить единство отряда. Представь, что Жиль неожиданно решит уехать и уведет за собой разбойников. Мы останемся с сорока воинами Малверна. И, подозреваю, добрая их половина ничего не смыслит в искусстве боя.

— Жиль так не поступит, — не согласился рыцарь. — Он знает, какое богатство достанется ему и его парням в цитадели сэра Хьюго. И он дал слово! А джентльмен всегда держит слово!

— Даже если мы можем рассчитывать на Жиля, — добавил Джим, — то возможны трения между Даниель и Дэффидом, в которые, слава Богу, еще не вовлечен отец. Дэффид с каждой милей говорит все меньше, а Даниель острит над ним все злее. Не следовало брать ее с собой, хотя ни у кого не хватило бы мужества открыто отказать Даниель.

— Без нее валлиец бы не пошел.

— Да, — признался Джим. — Но, согласись, воин из девушки никудышный.

— Откуда подобная уверенность? — спросил Брайен. — Ты видел, как она стреляет?

— В тот день, когда ее стрелы едва не убили нас. И еще в разграбленной деревне. Согласен, с луком она умеет обращаться.

— Позволь уточнить, — не сдавался рыцарь. — Даниель стреляет из стофунтового лука не хуже доброй половины лучников из отряда Жиля.