Сандра Вог - Серебряный вечер (ЛП)

Я вдруг окликнула его, ужасная мысль сковала меня.

— Они… стражи ищут меня?

Лорен замер, покачал головой.

— Отыскать Стражницу можно и более подходящим способом, — но он добавил то, что не звучало приятно. — Но у тебя с Призывателями одна цель.

* * *

Всадник был прав. Целью была не я. Дорога повернула на запад, и мы увидели их: двадцать три мужчин и мальчиков, вооруженных сельскими инструментами, защищаясь, лежали на земле, словно сломанные куклы.

Дорога была в крови.

9

Я спрыгнула с коня и подбежала к первому телу, ко второму. Лорен соскочил с Арро раньше чем он остановился.

— Есть кто живой? — крикнул он.

Я нащупывала пульс, разглядывала раны и качала головой снова и снова. Я нашла старика, хрипевшего и с розовой слюной, и подняла его голову на свои колени, краем накидки вытирая с его лица кровь и грязь, смахивая пыль с белых волос.

Его глаза открылись, он закричал и отшатнулся, словно все еще был в бою. Я вскрикнула.

— Все хорошо! — попыталась достучаться до него я. — Вы в безопасности.

— Они забирают нас. Мы не смогли их остановить, — руки мужчины вцепились в меня, он пытался приподняться.

Я обхватила его пальцы и крепко сжала. Я чувствовала, как жизнь уходит из него с каждым выдохом, вытекает из ладоней, ее нельзя было удержать.

— Мы можем помочь, — уговаривала я. — Расскажите, как!

— Верните меня. Моя деревня… Мы не хотим быть рабами…

— Рабами? — слово было неприятным. Я не верила раньше в такие слухи о Тире.

— Верните меня, — молил он. — Я должен остановить…

Мужчина умирал, выдавливать информацию было жестоко. Я недовольно скривилась, но обхватила его голову руками, ожидая, пока его кожа потеплеет, пока исцеляющая энергия рассеет страх.

— Вы в безопасности, — говорила я. — Ваша деревня тоже, — я надеялась на это. — Вы доберетесь домой. И увидите это сами. Все будет хорошо, — я повторяла это, пока его лицо не расслабилось, голос и прикосновения усмирили боль. Биение сердца замедлялось. И все. Я закрыла его глаза и опустила его голову на землю, мне было плохо. Я уже не знала, скольких умиравших я успокоила, не в силах помочь им…

— Эви!

Я поспешила к Лорену. Он держал на руках мальчика, которому было не больше девяти, с ужасной раной от меча спереди.

— Он дышит, — сказал Всадник.

Морковные волосы, веснушки, рыжие ресницы, ярко выделяющиеся на лице.

— Солдаты искали рабов, — прошипела я, разрывая окровавленную рубашку. — Так не может быть… не может! — я злилась на Тир. — Что это за место, где других заставляют подчиняться?

— Это для шахт.

— Каких шахт? — Всадник ответил слишком быстро. Я вытерла кровь, чтобы увидеть рану, мои руки впервые задрожали. Рана была длинной и глубокой, почти как у Райфа. Я сглотнула и сжала челюсти. Я должна спасти мальчика.

— Шахты камней в Тире, — сказал Лорен. — Туда могут забирать людей.

— Нельзя забирать людей, — я рвала рубашку мальчика. — Останови кровь, — приказала я, протягивая обрывки Всаднику. Я подбежала к Арро, схватила свою сумку и флягу с водой с седла и вернулась. — Сильнее прижимай! Останови кровотечение.

Я открыла фляжку, намочила обрывок ткани и вытирала ею руки Лорена. Я принялась искать в сумке травы, забыв, что все ушли на заклинание и для провидца. Осталась лишь склянка от миньона, которую я со злостью выбросила. Лорен посмотрел на меня.

— Миньон, — я вела себя грубо. — Быстрее! Миньон здесь растет?

— Я не знаю, миледи.

Официальность Всадника подсказала мне, что спасать мальчика поздно. Но я хотела помочь. Я вскочила на ноги и побежала к траве у дороги, двинулась вдоль края. Клевер, ромашки, молочай, но не миньон. Да и откуда ему здесь быть? Миньон был редким, он не рос у дороги. Я в отчаянии сорвала молочай. Сунула в рот, разжевала на бегу обратно и выплюнула на ладони.

Я бросилась к Лорену. Кровь пропитала ткань, его руки, все вокруг.

— Ты слабо прижимаешь! — закричала я.

— Ее не остановить, — тихо сказал Лорен.

— Нет! Это ребенок ! — конечно, Всадник был прав, но я все равно кричала на него, на всех, лишь бы избавиться от гнева, что пылал в моей груди, в моем сердце. — Мы должны спасти его! — процедила я и исправилась. — Я должна спасти его.

Лорен не ответил, только убрал руки и отошел. Я смазала рану молочаем. Кровь текла из нее, и зелень превратилась в черное месиво, черными были и мои руки. Я давила на рану, сцепив зубы, молча, желая, чтобы мои руки удержали смерть, ведь я еще чувствовала. Чувствовала в нем жизнь.

— Нет. Нет ! — я отчаянно склонилась и поцеловала веснушчатый лоб. Почему я так цеплялась за жизнь? — Останься! — кричала я ему. Я знала, что расстроена, я отряхнула руки и снова прижала их к ране, умоляя. — Живи, — но поздно. Мальчик, что еще утром мог бегать по полю, носить воду из колодца, собирать яйца на завтрак, теперь не двигался, покрытый кровью.

Как и все здесь.

Я выпрямилась и отошла, принялась вытирать руки о траву, а потом стала оттаскивать тела к краю дороги. Лорен безмолвно присоединился, оттаскивая другое тело. Мы укладывали их рядом друг с другом, молчали, словно мертвецы. Здесь не стоило их сжигать или закапывать. Их нужно было оставить, чтобы их забрали семьи. Но когда Лорен потянулся к рыжеволосому мальчику, я остановила его.

— Он с нами, — заявила я. — Мы отнесем его в его деревню.

— Если деревня еще есть, — прошептал Лорен. Но он не спорил. Он обернул мальчика своей накидкой и устроил осторожно на седле. Он протянул руку, чтобы я взобралась, но я покачала головой.

— Я пойду пешком.

— Оба пойдем, — сказал Лорен. И мы повезли ребенка домой.

* * *

Мы следовали на запад, к рассвету. Я не спрашивала, меня душил гнев. Как люди могли убивать других, порабощать других? Кто сжигал дома и скот, разрушал поля? Что подстрекало эту жестокость и ненависть к жизни?

Я не знала, о чем думал Лорен, но он тоже крепко сжимал челюсти. Мы не говорили.

Вдали был дымок, сначала невинный, словно из труб. Но его становилось все больше, и я уже видела, что горит.

— Их дома, — я бросилась вперед. — Мы должны помочь.

Лорен схватил меня за плечо, остановив, и кивнул на поле кукурузы у дороги.

— Лучше подойти по полю. Нас не заметят.

Я пошла первой, раздвигая высокие стебли, что засыхали, тоже страдая. Дым был все плотнее, он разносился ветром, и я прижала рукав к лицу, чувствуя горький запах. Зачем скрываться, если сухие листья выдают наше приближение? Мы уже опоздали.

Мы остановились у края поля, глядя на разрушенную деревню. Не было ни людей, ни животных, кроме тел овец, похожих на упавшие облака.

Восемнадцать домов и три амбара обгорели, пламя охватило их слишком быстро, чтобы посчитать его обычным. Девятнадцатый дом, что стоял ближе всех к общему колодцу, остался целым.