Тереза Тур - Звездное небо

Она помнила досконально все операции, которые проводились с ее участием. Она помнила сотрудников своего отдела и была в курсе интриг администрации Земного союза. Она помнила, как погиб ее муж — полковник Вереев — и его боевая группа. Помнила, что не могла найти себе места, пока не нашла всех причастных пиратов — и не отомстила. Разгром осиного гнезда был славной тризной по любимому. Она помнила, что детям в тот момент было три и два года соответственно. И что с тех пор она не подпускала мужчин к себе. Хотя супруга президента Земного союза считала по-другому. И мнила, что ее муж и Наташа — любовники…

Так откуда же взялась пропасть в ее памяти? Головой она вроде бы не билась — откуда провалы? И почему такие странные?

Последнее воспоминание — она провожает сына на выпускной, делает несколько снимков — хорош в костюме, взрослый совсем. И так похож на отца… Вытирает набежавшую слезу — и смотрит в небо…

«Милый, посмотри — вылитый ты…»

Она всегда смотрит в небо, когда говорит с покойным мужем.

Так, перетерпеть грызню Дашки с братом. Вот что за люди! Трепетно друг друга любят, но спокойно рядом находиться не могут. Шкубутся.

— Давай, школота. Хорошо погуляй, много не пей. Презики — в кармане! — напутствовала старшая сестра младшего брата, отправляя на праздник.

— Да пошла ты! — ответил брат сестре. Засунул руку в карман новехонького светло-серого пиджака и, действительно, обнаружил там блестящий шуршащий квадратик.

— Коза! — в сердцах заорал он.

Даша обидно рассмеялась, ей стал вторить одноклассник Мишки — сын президента Земного союза Уильям Станислав.

— Дочь! — поморщилась Наташа.

— Что? — невозможная девчонка приняла независимый вид.

— Все, — остановила Наташа этот цирк. — Мальчишки, отправляйтесь. Даша, ты не права.

— Почему это?

— Шутка является смешной, когда она нравится всем участникам.

Дочь фыркнула — и пошла в дом.

После двух семестров Звездной академии характер у дочери стремительно испортился. Наверное, сказалось стремление поставить себя в мужском коллективе. Но дочь стала… какой-то солдафонской грубиянкой. И пока никакие беседы с матерью и ее педагогические акции не могли хоть как-то откорректировать поведение Даши.

— Слушай, — сказала Наташа раздосадовано. — Я могу понять, ты хочешь казаться крутой, но настоящие военные — сильные, уверенные — так себя не ведут.

— Ой, мам, — был ответ. — Что ты-то можешь знать о настоящих военных…

— Действительно, — вздохнула мать. — Что я могу о них знать…

Но Даша, не став слушать и разговаривать, удалилась на встречу со своими друзьями. Прошелестел мотор флайера — и алая машинка взмыла вверх.

Наташа осталась дома — как она любила свой большой деревянный дом на берегу Финского залива. В окружении векового леса…

Немного попечалилась. Отправила фотографии сына перед выпускным бабушке и дедушке — родители мужа были еще живы. Немного поболтала с ними по скайпу — они тут же перезвонили.

И отправилась жарить сырники.

Она понимала, что есть их особо некому. Это муж их любил — и радовался как ребенок, если она их жарила. А сейчас… Ей бы хватило и одного. Дети вернуться только завтра — и это будет уже ночь воскресенья. Всяко не будут завтракать — как обычно. А ранним утром понедельника она закроет дом — и отправится на работу в Звездную Академию…

…Это была последняя мысль, которую она помнила перед черной ямой провала в памяти.

Потом невозможная боль — и она уже на корабле темных эльфов. Странно. Говорят, что ее спасли с военного корабля. Что она там делала? Подняли по тревоге? Но какая с нее-то польза на военном корабле? Если было нападение на колонии — и надо было бы просчитать вероятности и расписать лучший сценарий обороны — зачем ее было дергать? Осталась бы за своим мощнейшим компом в академии. Или в Генштабе.

Может, связь прервалась — ее могли заблокировать. Тогда становилось понятным, зачем ее тащили на военном корабле. Надо было помочь одной из колоний. Но если ситуация критическая, тогда надо добраться к своим — и помочь! Нужен какой-то узел связи. Срочно!

Наташа стала выбираться из капсулы. Тело слушалось плохо, мышцы ломили. Но она, шипя ругательства сквозь стиснутые зубы, заставила себя сначала сесть, а потом и встать.

Шаг. Ноги не держат. Надо…

Пол несется ей навстречу — и она наяву слышет грохот разрывающихся снарядов. Потом пронзительный визг зажигательный бомб. И чей-то вопль: «Вытаскивай, командующего!»

Паленая кожа. И паленые волосы. Они когда горят — оказывается, потрескивают. И запах — с него просто выворачивает. И — вот уж удивительно — когда боли много — она вдруг перестает чувствоваться…

Я падаю, падаю, падаю… И все не могу коснуться Земли. Может потому, что я падаю вверх — в небо?

— На'Аталии… Придите в себя… На'Аталии, пожалуйста!

Она слышит голос — странный, говорящий на чужом языке. Голос, который так привык к властным интонациям, что нежные ему как-то и не идут.

— Да сделайте что-нибудь! — рычит этот голос.

И раздается еще один:

— Претемный, это ее решение — уйти или остаться. Тело не имеет несовместимых с жизнью повреждений.

Снова рычание — и она понимает, что властный ругается. Кажется, это орочий. Очень замысловато-неприличное определение.

— Зовите, лур… Больше ничего не остается.

— На'Аталии, останьтесь… Я прошу вас…

Этот голос не дает ей ворваться в небо. Стать свободной как ветер.

И женщине в какой-то момент становится интересно — какой он, хозяин этого голоса.

И она раскрываю глаза — видит склонившегося надо ней мужчину. Понимает, что на коленях у него она и лежит.

И это явно не человек. Слишком изящные черты лица. Острые уши. Белым облаком обнявшие его фигуру длиннющие волосы, сильные нежные руки, гладящие меня по лицу. И глаза…

— Какой потрясающий цвет, — говорит она ему.

— Чего? — спрашивает он шепотом.

— Глаз. Я никогда таких красивых не видела.

— Живая! — выдыхает он с облегчением.

Наташа проснулась. Осторожно прислушалась к себе — было что-то с ней не так. Охнула болезненно — голова была тяжелая и как будто привинченная к ней от чего-то медного.

— И что это такое? — пробурчала она негромко. — Перепили вчера, что ли?

Но дикой жажды не было. Засуха в Бодунах не наблюдалась.

Заворочалась, пытаясь найти позу поудобнее. Зацепилась за что-то теплое и жесткое.

— Э'тили моа, — раздался рядом бархатный мужской голос.

«Луна моя», — машинально перевела она на земной.