Сиалана - Потерянный осколок

— Слушай, возрожденный, а где пепел? — заискивающе интересуюсь у изрядно побледневшего шутника.

— Так развеяло его. Раз и нету, — неуверенно улыбаясь, попытался он обмануть меня. Ага, уже поверила, аж раз десять как.

— Ты мне зубы не заговаривай, сама это умею. Ты, значит, из пепла возродился? — молчит, — а кто у нас из пепла возрождается? — как партизан молчит, и зло глазами в меня молнии метает.

— Какой же ты не образованный, — обхожу Ваньку и насупившегося пленника по кругу, и, издеваясь, продолжаю, — что, никаких вариантов? Жаль, как жаль. Так и быть, я тебе открою этот секрет. Единственные, кто возрождается из пепла, они же и бессмертные, это фениксы. Правда, вот не задача, встретить в наше время феникса невозможно, так как они вымершими по меньшей мере весен пятьсот как считаются. А тут раз и феникс. Да еще ты что-то про сородичей говорил. Ну и конспирация!

— Хочешь перья содрать? Так тебе еще меня заставить истинный облик принять придется. А тут ты не справишься, и никто не справится, — ехидно скалится феникс. И что интересно, нет страха в его глазах.

— Дана?

— Да Малыш — переключилась я на Вана.

— А он феникс?

— Да.

— Ух ты! А что он может.

Вот чувствую, в интересах сохранности тушки розового не стоит рассказывать Вану о фениксах. Он же его на обереги разорвет. Исключительно из любопытства.

— Малыш, давай потом, а? — он кивнул, соглашаясь.

— Какие-то странные у вас отношения, — подал голос, слегка удивленный феникс.

— Какие есть.

— А вы кто вообще?

— Меня Дана зовут, его Ваном, он мой друг.

— А больше на ребенка или любимого раба похож, — не знал он, как точно описал наши отношения, а я его просвещать не собиралась.

— А ты кто такой? — феникс дернул плененным плечом, видимо затекшим от лапищи моего раба, — Ванюша, да пусти ты его, сбежит, страдать не стану, — и мой недомаг отпустил плечо розового. Тот осторожно отстранился от Ваньки, опасливо косясь на него и растирая плечо.

— Мое имя Ласкан зи Верт Нало, я изгой, — на последнем слове он скривился как от зубной боли.

— И что это значит?

— Что меня изгнали из клана, — нехотя пояснил он.

— Слушай, меня мучает вопрос. А все фениксы розовые? — как он покраснел, если б чуть другой оттенок, то с волосами слился бы.

— Нет, я единственный, — буркнула птичка в ответ.

— Тебя из-за этого изгнали? — опять пуляет молниями в меня.

— Слушай, а ты всегда так над трупами глумишься? — бросила на него испепеляющий взгляд. Розовый, а такой колючий.

— Один-один, Ласка, — зарычал. А я думала фениксы — это птички. Хищные что ли?

— Ласкан! Я, между прочим, из знатного рода, простолюдинка!

— Ага-ага, — покивала как болванчик, — это из которого тебя турнули?

Кто-то обиделся.

— А тебе чего вообще от меня надо, плакальщица-извращенка? — сложил руки на груди и грозно смотрит.

— Да, собственно, ничего, — пожала я плечами, а он удивился. Еще бы, как это я его пернатое высочество ободрать не хочу. Ведь перо феникса, а точнее пепел от сгоревшего пера излечивает любые раны.

— Хотя, — он презрительно ухмыльнулся, — зря делаешь поспешные выводы птичка, оставь при себе свои перышки. Мне бы дорогу узнать.

— А куда вам надо? — уже более дружелюбно спросил Ласкан.

— В Хрустальный лес.

— А зачем? — нахально интересуется.

— А тебе все знать надо. Идем, значит, есть причина.

— Я вот о чем подумал, ты ведь банши, вымирающий вид, — я скривилась, говорит обо мне как о животном, — а раз к эльфам идешь, значит, они тебя приняли.

— Необязательно, — протянула я, — так к чему ты клонишь?

— Если я прав, то они тебя укроют. А я ведь тоже… — договорить не дала.

— А ты тоже птичка редкая, и одной летать — значит пеплом землю посыпать каждый день. Так? — он кивнул.

Смотрю на розовое чудо, а оно мне слезную мордочку строит. И ведь внутри ни капельки не розовый и не пушистый, а все равно жалко. Ну что за жалостливая у меня натура. Вон Широ же не пожалела. Хотя жалость к этому извергу он сам же у меня и отбил.

— Ладно, огненный наш, пойдешь с нами. Но если доставишь проблемы, мигом браконьерам сдам, — лихорадочно закивал, — так куда идти?

— А вы правильно шли, вот по этой тропинке через тринадцать дней до самой заставы и дойдем.

— Тринадцать? Так мы только шестой день в степях, а до лесов минимум двадцать два дня. Ты что-то путаешь.

— Нет, это короткий путь. О нем никто почти не знает, — и Ласкан самодовольно ухмыльнулся, — его мои предки проложили, чтоб незаметно по степям передвигаться.

Понятно, как целый клан фениксов скрывался от мира.

— Русалку гному в жены! Так это же великолепно!

Получи Широ, распишись под поражением. И я крепко сжала феникса в объятьях. А отпустила уже пепел. Удивляться своей силушке, раздавившей птичку, времени не было, так как песенка полилась в тот же момент.

— Ха-ха-ха, ой убейте меня снова, это нужно повторить! Ха-ха, — смотрю на две валяющиеся фигуры, и так убить их хочется, что сил терпеть нет. Да только одного убьешь, песенки похабные петь будешь, а второго сил убить не хватит, быстрее сама убьюсь.

— Может, хватит ржать, как кони. Ты мне, Ласка, лучше объясни, как так получилось, что силенок меч держать у меня нет, а тебя прикончить — есть?

— Ну-у-у… я нежный.

— Ага. На сколько нежный?

— Хм, очень нежный. Одной царапины или большого синяка достаточно, чтоб я сгорел, — грустно как-то он это сказал.

— И что, все фениксы от насилия так застрахованы, или с синяками не модно гулять?

— Нет, это скорее особенность моего организма…

— Ага, розовая, — перебила его я, — заметили уже.

— Розовые волосы и глаза — это подарок, — печально произнес он.

— Чей?

— Моей мамы. Понимаешь ли, Дана, я не чистокровный феникс, моя мама нимфой была, — держите меня, я проваливаюсь сквозь землю. Нимфы такие же часто встречающиеся существа, как и банши. И вот где его мифический папаша-феникс нашел не менее мифическую нимфу-мамашу?