Владислава Сулина - Потаённых дел мастер

— Что-то ты больно любезен. — резко впала в подозрительность Кира.

— Просто у тебя мания развивается. — охотно пояснил вор.

— Какая?

— Какая-нибудь, я ещё не определился.

— Мания преследования?

— Ага, подходит! Так мы идём или нет?

— Идём, но учти, что одной шоколадкой от меня не откупиться.

Бесспорно, рынок Умпорта был самым шумным и людным местом на Земле. Здесь продавали всё: от громадных мясных туш, до бриллиантовых украшений, от разноцветных тканей, флаконов с духами, гребней, и до приспособлений совершенно уже непонятного назначения, так что сразу и не поймёшь — не то пыточный инструмент, не то маникюрный прибор. Чтобы зазвать покупателя именно в свою лавку, продавцы шумели, кричали, и только что в бубны не били, но власти давным-давно ввели закон по ограничению шума, по которому запрещалась привлекать покупателей с помощью механических приспособлений. Некоторые продавцы всё же нашли выход и взялись обучать говорящих птиц из тропиков рифмованным слоганам, а потом выпускать их летать по городу. Четверостишия о достоинствах «ножниц сударя Паточи» или вкусовых качествах «медовых пряников от бабули Чихфи» разносились под окнами мирных граждан в любое время дня и ночи, а, благодаря простоте рифмы, намертво врезались в память, и озверевшие от постоянно прокручивающихся в голове стишков люди нередко отправлялись на рынок в поисках пресловутых продуктов рекламы, а заодно и самих торговцев, но вовсе не затем, чтобы отовариться.

Ещё стало ясно, что все виденные до сих пор «модники» просто потерялись бы на фоне многообразия фасонов, вышивки, цветов, украшений и причёсок, которые носили здешние люди, и нелюди тоже. Пока они гуляли по рынку, Кире встретилась девушка с мягкими розовыми ушками, которые вытягивались вверх выше макушки и чутко поворачивались на звуки, несколько личностей с кожей белой как побелка, но при этом с красными веками и чёрными глазами (девушка так и не поняла, был ли это грим или же настоящий цвет кожи), а ещё мужчина с абсолютно жёлтыми глазами и зубами правильной квадратной формы, придававшими ему особенно зверский вид. Однако ни один из встреченных представителей разумных видов не имел каких-то совсем уж кардинальных отличий вроде третьей руки или щупалец вместо рук, а уж к мелким странностям можно быстро привыкнуть.

А ещё рынок напоминал настоящий зверинец, и большую часть из этих животных Кира ещё не встречала: диковатого вида люди торговали похожими на дятлов птицами, тёмно-синими как ласточки, или ярко-голубыми; длинноногие кошки размером с небольшого носорога чинно провожали белыми глазами прохожих, не спешивших, однако, приближаться к милым созданиям (Клауду пришлось оттянуть Киру за пояс, когда они проходили мимо, и девушке вздумалось рассмотреть «кису» поближе). Между прочим, в качестве вьючных животных использовали не только быкотуров: в тени фургончиков дремали ящеры, похожие на игуан или гекконов, но больше в десятки раз. Прохожие старательно переступали чешуйчатые хвосты миниатюрных дракончиков, а те косились на них жёлтыми глазами и показывали вслед раздвоенные розовые язычки.

Кира вертела головой как заводная, игнорируя Клауда, советовавшего «закрыть рот чтобы муха не залетела». Продуктовые ряды они миновали очень быстро, как и ювелирные лавки: Кира не питала любви к украшениям, поскольку те вели себя с ней в точности как лисий хвост из сказки: цепочки пытались удушить хозяйку, намертво прицепляясь к свитеру, кольцами она несколько раз чуть не вывихнула себе пальцы, серёжки же либо терялись, либо пытались порвать мочки ушей. Так что друзья сразу направились к лавкам диковинок.

Девушка перебегала от одной палатки к другой, на всё охала, всему дивилась, но неизменно разочаровывала продавцов: в волю налюбовавшись безделушкой под сияющим взором торговца, который успевал мысленно продать ей не только приглянувшуюся ей вещь, но ещё штук пять похожих, она откладывала её, сообщая, что «в хозяйстве не пригодится». Клауд, поначалу пребывавший в уверенности, что обратно ему придётся тащить несколько тюков барахла, наблюдал эту картину скрестив руки на груди и тщетно пряча улыбку, но в очередной лавке они всё-таки задержались. Со стороны палатка ни чем не отличалась от своих товарок: выцветшие узоры на пологе уже нельзя было разобрать, опорные шесты блестели, отполированные временем. Откинув зашуршавшие занавески, Кира вошла в палатку, из светлого дня сразу попав в сумерки, и едва не наступив в корзину с большими яйцами. Корзины теснились у самого входа, почти плоские, с ручками по бокам, и яйца были сложены в них пирамидками по три штуки.

— Страусиные, что ли? — спросила Кира, присев рядом на корточки и тронув шершавую, землистого цвета скорлупу. На ощупь яйцо показалось тёплым, словно его подогревали изнутри.

— Вижу, вы заинтересовались яйцами степных ящериц?

Из сумерек палатки на них надвинулось глинисто-красное лицо. У продавца была вытянутая вверх голова и черты лица такие, будто его вырезал не обременённый талантом резчик, маленькие глазки как угольки поблёскивали из глубоких глазниц, подбородок резко выдавался вперёд, отвоёвывая внимание зрителей у остренького, загнутого к низу, носа. Всякая растительность на лице отсутствовала, зато вокруг глаз кожа имела тон значительно темнее. Кроме того, краснокожий человек обладал двухметровым ростом, и на его фоне и Кира и Клауд казались лиллипутами.

— Н-не совсем. — Кира спешно отступила от корзин (а заодно и от жутковатого продавца). — Мы просто мимо проходили, думали, может, у вас что интересное найдётся.

Девушка повела взглядом по стенам палатки. Представленный товар на первый взгляд выглядел нагромождением хлама: какие-то сундуки по углам, загадочного вида верёвки, свешивавшиеся с перекладин под низким потолком, короба и ящики. Недалеко от входа стоял длинный узкий стол, на котором лежали мелкие товары. Кира подошла к столу: среди прочего здесь был старый компас, стрелка которого принялась бешено вращаться, едва девушка взяла его в руки, длинное перо с позолоченным наконечником, браслет из меди с голубым глазом, моргавшем как живой (Кира очень понадеялась, что именно «как»), подзорная труба с выдвижными стёклами, объёмное зеркало в глубокой чаше, рядом с которым на расшитом кусочке ткани лежало нечто, напоминавшее ключ, длинной в палец палец трубочка, серебристая и тонкая, и явно полая внутри. С одного конца трубочка заканчивалась кольцом, на котором были просверлены пять дырочек, с другой стороны она немного расширялась, и была слегка приплюснута. «Ключ» болтался на серебристой цепочке-змейке, продетой сквозь кольцо.