Бернхард Хеннен - Месть драконов. Закованный эльф

Чернобородый выругался и схватил висевший у двери плащ.

— Я заставлю его замолчать. Проклятый идиот. Разбудит весь гарнизон.

Открылись двери еще двух бараков. На улицу вышло больше вооруженных людей.

«Ну, вот и все, — подумал Володи. — В любой момент они заметят, что что-то не так».

Он оглянулся назад. Ему тоже было видно немного.

Стражник что-то крикнул, но его слова потонули в шуме дождя. Снова прозвучал рог. Открывалось все больше и больше дверей бараков. Люди выбегали на улицу, чтобы ловить скот, разбежавшийся по всей обширной территории крепости. Судя по всему, пока еще никто не верил в нападение. Мужчины ловили быков. В собственной крепости, за валом и рвом, после всех побед, которые они одержали над друснийцами, они считали себя непобедимыми.

Володи поспешно отступил к воротам. Теперь появился проход, поскольку Радик и его ребята прогнали всех быков, которых не могли взять с собой, в земляную крепость между бараками. Пробка перед воротами рассосалась.

— Отступаем! — негромко проговорил Володи, перебегая от всадника к всаднику. — Отступаем!

Молодые воины слушались его. На протяжении последних дней он то и дело внушал им, что ключом к победе является дисциплина. Они выполняли приказы, не ворча и не споря. Володи последним побежал в сторону ворот, когда за его спиной поднялся шум. Кто-то увидел, что ворота открыты.

В его сторону поспешили тени.

Федор и кучеры перегородили повозкой проход под башней. Володи пришлось пролезть под колесами, чтобы пройти. Едва проделав этот маневр, он вскочил и ударил мечом по узкому месту оси, видневшемуся между грузовой платформой и колесом.

С другой стороны ворот на повозку бросились валесийцы.

— Поджигайте, — приказал Володи, нанося второй удар по оси.

На грузовой платформе повозки стоял горшок с раскаленными угольями. Володи услышал угрожающее шипение масла, вливаемого в угли.

Еще один удар по оси. В тот же миг вспыхнуло яркое пламя, зажигая навес повозки. Володи опалил жар. Последний удар меча. Ось треснула, повозка накренилась.

Огонь находил все больше и больше пищи. Володи поспешно отступил назад. Они загрузили в повозку кучу горючего: жир, снопы хвороста, ламповое масло, маленький бочонок с рыбьим жиром. Теперь огонь блокировал единственный выход из крепости валесийцев. И если им повезет, загорится еще и деревянная надвратная башня.

«Нужно надеяться, что они совершат ошибку и пойдут за водой тушить горящий жир, — подумал Володи. — Так они еще больше распалят огонь».

Федор с лошадью ждал его у ворот.

— Мы украли у них более пятисот быков, — восхищенно воскликнул он, перекрикивая рев пламени. Площадь перед воротами погрузилась в неровный пляшущий свет.

— Мы…

Стрела оборвала его на полуслове. Она вошла в его грудь почти до самого черного оперенья. Володи подхватил поводья коня Федора и потащил его за собой, прочь от крепости и лучников на башне, под защиту спасительной темноты.

Володи осмелился остановиться лишь добравшись до холма. Федор склонился к самой гриве своей кобылы. Друсниец спешился и снял парня с седла. По губам у него текла кровь. Стрела пробила легкое.

— Я…

— Не разговаривай, тебе понадобятся силы, чтобы выжить.

Глаза Федора расширились, так же, как в день их первой встречи, когда он узнал в нем своего героя.

— Это была… большая победа? — превозмогая боль, произнес он.

— Повсюду в Друсне будут говорить о Федоре из Медвежьего Брода и его храбрых витязях, которые победили валесийцев, отобрали у них добычу и заперли их в собственной крепости.

Глаза Федора, не мигая, смотрели на дождь. Он уже не слышал Володи.

За ними ярким пламенем вспыхнула башня крепости.

— Ты зажег факел восстания, — хриплым голосом произнес Володи. — Он будет пылать во всей Друсне.

— Поистине, ты рисуешь самые красивые изображения богов в городе, мастер Шутарна! — Первый писарь восхищенно вложил свиток пергамента в кожаный футляр. Он был довольно молодым человеком, на котором уже начала оставлять следы хорошая жизнь в храме. Бедра располнели, отчетливо проявлялись первые признаки двойного подбородка. Одетый в черные одежды писарь храма внушал почтение. Из красного футляра на поясе торчали два красных грифеля — знак его должности Первого писаря храма Ишты.

— Изображение Крылатой займет почетное место, — восхищенно продолжал он.

Талавайн поклонился.

— Вы льстите моему скромному дару, Первый писарь. Я лишь рука, которая держит кисточку; я уверен, что сама богиня вложила красоту в работу, если вам она так понравилась.

— Ты слишком скромен, Шутарна. То, что ты решил поселиться здесь, — выгодно нашему городу, — смотритель канцелярии храма Ишты снизил голос до шепота. — Вот только плохой тебе дали совет, раз ты поселился прямо рядом с домом проклятого. Разве никто не рассказывал тебе о странных обстоятельствах смерти резчика по кости?

— Я услышал об этом уже после того, как купил дом.

Первый писарь хмыкнул, что должно было выражать неодобрение.

— Надеюсь, ты заплатил не слишком высокую цену. Дела на этой улице идут уже не так хорошо, как прежде.

— Боюсь, горшечник оказался дельцом получше, чем я.

— Впрочем, горшечником он был не ахти каким, — нахмурившись, произнес его собеседник. — С вами, художниками, вечно одно и то же. Если вы действительно талантливы, то в деловых вопросах наивны как дети.

— Буду считать это комплиментом, — смиренно произнес Талавайн.

— Это и имелось в виду, — он похлопал по кожаному футляру. — Завтра утром я покажу эту картину коллегии священнослужителей. Мы все еще подбираем подарок для бессмертного Ансура, правителя Валесии.

Талавайн удивленно поднял голову.

— Это очень далеко отсюда.

Первый писарь самоуверенно улыбнулся.

— В весенний праздник Жертвы я отправлюсь туда вместе с самыми главными жрецами. Бессмертный Ансур устраивает праздник по поводу открытия Белого Зелинунта. Праздник, какого еще не видывал наш мир. Там соберутся все бессмертные, будут присутствовать даже боги, праздновать вместе с нами. Двор бессмертного Лабарны уже начал приготовления к путешествию. В середине зимы меня вызовут ко двору, помочь в меру моих скромных сил. Но вернемся к картине. Я велю, чтобы тебе принесли большую шкуру животного. На ней ты нарисуешь Ишту и девантара Валесии с орлиной головой, самыми лучшими своими красками, — он снова похлопал по кожаному свитку. — Я уверен, что это маленькое произведение искусства дает тебе право выполнить такую работу. И кто знает, возможно, бессмертный заинтересуется твоим талантом, ибо Лабарна будет лично осматривать каждый подарок, который мы повезем в Зелинунт.