. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

На этот раз Адель решился подняться в комнату Острона. Он услышал всхлипыванья Сафир еще до того, как открыл дверь; когда же он вошел, ему померещилось, будто Острон уже умер. Узкое лицо его вечного соперника было бледным, как воск, щеки запали и заострились крылья крупного носа. Он, впрочем, все-таки дышал, хотя медленно и очень тихо.

-- С-сафир, -- прошептал Адель. -- Я...

-- Уйди, -- ответила девушка. -- Я никогда тебя не прощу.

Он виновато опустил взгляд; внутри что-то горело и скукоживалось. Адель закрыл дверь с другой стороны.

Ночью поднялся сильный ветер, почти ураган; Адель скорчился на полу под окном, слушая его вой. У другого окна в полной темноте сидел господин Мансур и курил трубку; его контуры виднелись на фоне чуть светлого квадрата. Внезапно что-то ясно сверкнуло, заставив их обоих вздрогнуть. Оглушительная тишина стояла несколько мгновений, а потом небо раскололось пополам.

Еще какое-то время ветер бушевал на пустых улицах города, шурша поднятыми тучами песка; ливень хлынул неожиданно и мгновенно, за тонкими стенами дома все ревело и грохотало, будто тысячи львов носились за стадами антилоп, и молнии сверкали теперь непрестанно, и через почти что равные и очень короткие промежутки времени раскалывалось небо. Адель зажал уши, не в силах выносить этот шум.

Свет то и дело вспыхивал в окнах и вдруг рассек зал почти надвое; вместе с ним ворвался грохот бегущей воды и холодный запах мокрого камня. Адель подскочил, следом поднялся и господин Мансур, удивленно оборачиваясь.

На пороге стоял кто-то огромный, похожий на гигантскую черную птицу. Парень даже схватился за рукоять ятагана. Но в следующее мгновение незваный гость скинул с себя мокрый плащ, окатив его потоками воды, и свету явился Абу Кабил, в расшитом крупными цветами халате и привычных сандалиях, только ноги его были настолько покрыты грязью, что казалось, будто он в сапогах.

-- Где он? -- хмуро спросил кузнец. Адель только раскрыл рот, но господин Мансур соображал быстрее и указал на лестницу. Не снимая сандалий, Абу Кабил поспешил в ее направлении и взлетел на второй этаж, хлопнул дверью. Он напугал Сафир, все еще сидевшую у постели умирающего; постоянные вспышки молний освещали лицо Острона, выбелив еще больше.

-- Иди вниз, -- велел ей Абу Кабил непривычным суровым тоном. -- И чтоб никто сюда не заходил, пока я не скажу.

-- Но... -- она вскочила, повернув к нему зареванное лицо.

-- Я же ассахан или кто? -- рассердился он и извлек из-под полы халата небольшой кулек. -- Вон, женщина!

Не помня себя, Сафир буквально скатилась по лестнице. Там ее встречали напуганный Адель и дядя Мансур, старик поймал ее за плечи и усадил на подушку возле низкого столика. Было слышно, как кузнец наверху захлопнул дверь.

-- Во имя Мубаррада, -- пискнула девушка, -- он точно знает, что делает?

-- Хуже уже не будет, -- сурово ответил дядя. -- Парень потерял так много крови, что спасет его только чудо. Если оно вдруг приняло облик Абу Кабила -- я не возражаю.

Дождь прекратился, так же резко, как и начался; в пустыне ливни никогда не бывают затяжными. Теперь снова станет сухо еще на полгода, а то и целый год, как повезет. Воздух был приятно влажным и прохладным, и сидевшие в зале постоялого двора люди понемногу продрогли.

-- Сходи, милая, налей нам кофе, -- наконец сказал дядя Мансур. -- Да погорячей.

Сафир послушно убежала на кухню, и вскоре оттуда раздался треск разведенного в очаге пламени. Адель покосился в ту сторону.

-- Я... не знаю, как искупить свою вину, -- неловко сказал он. -- Мне так стыдно, что я готов немедленно уйти в Хафиру в одиночку, если бы только это хоть что-нибудь исправило.

-- Не казни себя, -- сухо возразил старик. -- Острон и сам был виноват. Вы оба -- просто глупые мальчишки.

-- Но если он умрет из-за меня!..

-- Кто умрет? -- раздался знакомый голос со второго этажа; они резко обернулись.

Тусклая свеча, поставленная на столике, еле освещала фигуру Абу Кабила; Аделю на мгновение показалось, что крупные темные цветы на его халате -- на самом деле пятна крови. Абу, впрочем, быстро развеял эту иллюзию, спустившись к ним на первый этаж. Теперь уж он нимало не напоминал того сурового человека, ввалившегося к ним из-под ливня, и на его круглощеком лице снова воцарилось непоколебимое благодушие.

-- ...Ой, извиняюсь, -- беззаботно сказал он, глянув на собственные ноги. -- Наследил. Надеюсь, ваша красавица не сильно на меня осерчает за то, что ей придется мыть полы.

-- Не осерчает, -- ответил господин Мансур. -- Будет ли он жить, Абу Кабил?

Кузнец пожал плечами.

-- Если наутро не задохнется от собственной глупости, то почему бы и нет. А, красавица налила кофе, -- он взглянул на только что вошедшую Сафир, в руках которой был поднос с чашечками. -- Не найдется ли чашки для меня?

-- Конечно, -- выдохнула девушка; ее руки дрожали, и чашки чуть слышно позвякивали. -- Ч-что ты скажешь, господин Абу Кабил?

-- Через неделю пусть лекарь снимет швы, -- сообщил Абу, опускаясь на подушку рядом с Аделем. -- ...А где почтенный слуга Мубаррада?

-- Молится.

-- А-а, ну может заканчивать: Мубаррад милостиво уберег жизнь вашего мальчика.

Дядя Мансур внимательно смотрел на Абу Кабила все это время; когда Сафир расставила чашечки на столе, он спросил:

-- Неужели ты Одаренный Ансари, Абу Кабил?

-- Ха, -- отозвался кузнец, беря чашечку в руки. -- Если я чем и одарен, так это умом и знаниями, господин Мансур. Ведь мой отец был лучшим лекарем на северном берегу Харрод, а кузнечному ремеслу я выучился в горах Халла, у китабов. Ничего волшебного я сегодня не сделал. Мальчишке все равно придется в следующие дни немало пострадать, -- и он рассмеялся. -- Корми его на убой, красавица, как бы ни сопротивлялся.

-- Мы в долгу у тебя, Абу Кабил, -- серьезно сказал старик. -- Дважды: за меч, которым ты одарил моего беспутного племянника, и за спасенную тобой жизнь.

-- Глупости, -- Абу пожал плечами. -- Я не в ущерб себе старался.

Сказав эти странные слова, он вернул пустую чашечку на место и поднялся; еще раз улыбнулся Сафир, смотревшей на него круглыми глазами.

-- Извини, красавица, за грязный пол, -- развел он руками и вышел на улицу, подхватив свой плащ.

***

-- Таких швов я ни разу в жизни не видел, -- говорил спустя неделю лекарь, пока Острон дергался от боли. -- Точнее, таких нитей. Говорите, Абу Кабил наложил их? От тех, что накладывал я, и следа не осталось.

-- Он чудной, это точно, -- кивнул Халик, куривший трубку. -- Явился посреди ночи, как из ниоткуда, и спас мальчишке жизнь.

Лекарь покачал головой и выдернул последнюю нитку, заставив Острона стиснуть зубы.

-- Впервые слышу, чтобы Абу Кабил лечил кого-то, хоть он и ассахан. Ну, парень, все. Шрам останется, наверное, на всю жизнь; слишком серьезная была рана. И будь пока осторожней, вдруг разойдется.