. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

-- Он заходит тебе за спину! -- крикнул Острон, обливаясь холодным потом. -- Мубаррад милостивый!

Адель стремительно развернулся. Его ятаган был резко вскинут и встретил новый удар; рука, державшая его, легонько дрожала. Сафир лихорадочно натянула тетиву и нервно целилась, но марид был слишком быстр и чересчур легко таял в тенях.

-- Слева! -- орал Острон, тиская рукояти собственных ятаганов. -- Подойди сюда, Адель! Сталь его не берет, но мой ятаган!..

Адель в последний момент откинулся, уходя в невероятное сальто; его волосы взмыли, когда он резко запрокинул голову, и их кончики оказались отсечены. В темноте мелькнули ноги в кожаных сапогах, и марид снова взвыл: человек сильно припечатал его ногами в живот.

Острон тяжело дышал, следя за фигурой бойца. Ему не нужно было смотреть на марида: все его существо буквально заходилось криком, предупреждая, где эта тварь.

Адель один не справится, с ужасом понимал он.

Это понимал и сам Адель; по-прежнему уворачиваясь, ориентируясь на предупреждающие окрики Острона, он отступал к своим стоявшим потерянной группой спутникам, пока не оказался почти вплотную к Острону.

-- Когда я скажу, падай ничком, -- выдохнул тот, чуть приподняв более легкий ятаган. Адель не отреагировал, будто не слышал, но он встал спиной к Острону, грозно вскидывая клинок. Острон чувствовал, как марид снова подбирается, на этот раз намеренный ударить в лоб: тварь уже понимала, что за ней следят. Он скорее ощутил, чем услышал сиплый смешок марида. В тишине ночной дьявол занес свой палаш, готовый атаковать, и поначалу медленно, а потом все быстрее двинулся к Аделю, который не мог его видеть.

-- Ложись, -- заорал Острон. Адель послушно нырнул вниз, уткнулся лицом в холодные камни мостовой.

Ятаган, несмотря на выгнутую форму, летает недалеко. Касаба -- его предел. Но марид был ближе, чем в касабе.

Изо всех сил Острон замахнулся и швырнул ятаган, как в детстве швырял ножички.

Лезвие сверкнуло и вошло во что-то черное; Сафир и Басир ахнули в два голоса. Теперь они все видели, что безвольное тело жуткой твари оседает на мостовую. Адель поднялся на ноги и оглянулся на Острона; на его лице было уважение.

-- Значит, это была не случайность, -- негромко сказал он, но тут Острон поднял освободившуюся ладонь.

-- Во имя Мубаррада, -- прошептал Острон. -- Он был не один.

С одной стороны его плеча коснулась дрожащая спина Сафир. Адель стремительно бросился к трупу марида и выхватил ятаган Острона, сунул в его руку. Острон покачал головой.

-- Я насчитал... пятнадцать, -- сказал он. -- Нет... больше...

-- Да пребудет с нами Хубал, -- слабым голосом за его спиной сказал Басир.

Черные тени окружали их. Ощущение обреченности нахлынуло на Острона, и его клинки опустились без его воли.

Боги были с ними в ту ночь. Они уже почти могли видеть отвратительные белые лица, выглядывающие из теней подобно маскам, когда Басир, стоявший лицом к цитадели, вскрикнул; в следующее мгновение что-то налетело во мраке, полыхая синеватым пламенем. Чужая теплая рука схватила Острона за плечо, и в лицо ему заглянул дядя Мансур.

-- Жив, мальчик? -- рявкнул старик, необычно растрепанный и с грозным взглядом. -- Хорошо. Уходим!

-- Но... -- Острон кивнул в сторону сгущающихся теней, -- там около двадцати маридов...

Две узких полоски синего пламени метались в темноте. Дядя Мансур лишь фыркнул, проверил по очереди остальных, хлопнул по плечу Аделя, хрипло дышавшего неподалеку: накидка Аделя куда-то потерялась, как и его хадир, и лицо его было грязным и усталым. Тем временем пламя перекинулось на кустарник, росший между домами, и тот вспыхнул, будто облитый маслом, и осветил всю улицу от края до края, заставив многочисленные темные тени завизжать; Острон опешил, обнаружив, что это здоровенный слуга Мубаррада носится среди них, будто хищник в стаде антилоп, и оба его ятагана полыхают. Халик двигался совершенно бесшумно, его коричневый бурнус развевался, делая его трудной мишенью, ятаганы ревели, то и дело находя новые цели. От этого опасного танца захватывало дух.

-- Нам невероятно повезло, что с нами слуга Мубаррада, -- пробормотал дядя Мансур, хватая Острона и Басира под локти и увлекая за собой. Какой-то из маридов кинулся им наперерез, но Халик успел быстрее, пронесся гигантским тигром между людьми и тварью, и та рухнула тряпкой. На месте разреза, который оставил ятаган, утихали язычки пламени.

Они еще не успели далеко отойти от места драки, как Халик уже нагнал их; огонь на его клинках поутих, но они все еще раскаленно светились в сумраке.

-- Халик, что нам делать? -- спросил Острон, оглядываясь на него. -- Неужели мы вот так бросим город?

-- Выбора нет, -- хмуро ответил здоровяк. -- Город пал. Нужно собрать всех людей, которые еще живы, и уходить на север.

-- А что потом? Если одержимые пойдут за нами следом?

Халик сдвинул брови.

-- Они не пойдут, -- угрюмо сказал он и оглянулся на черневшую в ночи цитадель. -- Их сегодняшняя цель -- Тейшарк.

-- Откуда ты знаешь? -- спросила Сафир.

-- Это неважно.

Острон между тем чувствовал, как у него открывается второе дыхание; хотя все тело ломило, и рана на животе ныла, будто обожженная, он ощутил, что еще может двигаться и даже драться. Рядом с ним шел слуга Мубаррада, огромный и надежный, как незыблемая скала, и казалось, что ничто в целом свете не в состоянии сокрушить его.

***

В ту ночь многие тысячи ног топтали булыжники мостовой древнего города Тейшарка, которому было суждено вот-вот погибнуть. Тысячи людей, десятки тысяч бегали по улицам, сражались, погибали и орошали седую землю своей кровью. Никак не унимался северный ветер денган, уносивший на своих крыльях последние вздохи умирающих. Никогда еще таким долгим не был путь до главных ворот города, как в ту ночь.

Острон почти всхлипывал, так трудно ему было дышать; легкие скукоживались в грудной клетке, руки и ноги ныли от усталости. Но он упорно шел, временами переходя на неловкий бег, потому что впереди была широкая спина Халика. Далеко впереди; за прошедший час вокруг слуги Мубаррада собрались люди. Битва еще шла, но исход был ясен и младенцу. Халик вел людей прочь, к спасению в холодных песках к северу от стены Эль Хайрана.

Острон и Адель, позабыв о своей бывшей вражде напрочь, бежали рядом. Он еще видел голову Сафир где-то впереди, рядом с хадиром дяди Мансура, но больше уж не было сил даже беспокоиться о ней. Впереди него были люди; позади него тоже были люди. Под утро собрался большой отряд уцелевших, которые прорубались через запруженные одержимыми улицы. Где-то в толпе мелькнула бритая голова Усмана, и Острон приметил косы Сумайи; он все еще помнил о старике Фаввазе, который предпочел остаться в мертвой цитадели, и беспокоился об Абу Кабиле, тюбетейку которого должно было бы быть видно издалека.