Ули Драфтер - Принимающий дары

Я вижу, как в стоящем надо мной нарастает ярость. Но выхода ей он не дает, отстраняется, продолжая смотреть на меня и, не оборачиваясь говорит функционалам:

— Делайте с ним все что угодно, но чтобы информация была добыта, — отворачивается и уже уходя, добавляет, — Старший одобрил любые методы.

Все трое подтверждают приказ. Я же понимаю, что мне долго не выдержать и даю себе слово перенести все достойно.

— Вы понимаете, что вас используют и если станет известно, ваша причастность к преступлению, вас аннигилируют, — надеюсь хотя бы пошатнуть их уверенность, — вы посягаете на имущество Высшего.

Лекарь на эти слова только улыбается.

— Не волнуйся за нас, Алури, — ласково говорит она, — здесь достаточно изоляции, чтобы ни кто не узнал о тебе. Только то, что сообщит старший, — затем обращается к функционалам, — приступайте.

Аннигилятор, его оболочка была мужской, среднего возраста и слабой стабилизации, не говоря ни слова, он подошел, держа в руке механизм. Тиски, я узнал их сразу по опыту своих контактов с Патроном, их устанавливают на мою ногу, обхватив от ступни до колена.

— К сожалению, мы не можем нанести тебе сильных повреждений, твое тело слишком ослаблено, — говорит лекарь, присаживаясь на вполне обычный стул у самой двери, — поэтому придется применять только болевые приемы.

Утешение слабое, но я понимаю, что теперь придется не просто — из-за слабости, блокировки боли уже нет.

Анигилятор поворачивает винт сбоку от конструкции и скобы сжимают две плоскости, смыкающиеся на моей ноге. От боли темнота застилает глаза, я едва сдерживаю крик. Я давно не чувствовал подобного, оболочка обычно достаточно хорошо изолирована от таких ощущений. Опомнившись, направляю все силы на удержание информационных структур. Считыватель делает знак аннигилятору продолжить. Винт заворачивается туже и я понимаю, что невыносимая боль оглушила меня, я не могу контролировать свое тело, судорога проходит, бьет скованное тело. Но каналы информации важнее. Я оставляю свое тело и сому страдать, прикрывая то, что нельзя отдавать. Третий поворот винта и я чувствую, как сминаются суставы, срываюсь в стон. Тело уже не подконтрольно мне, выгибается дугой в плену фиксаторов, сознание начинает меркнуть, но каналы я держу. Нога не ломается только потому, что лекарь останавливает допрос.

Прихожу в себя, преодолевая боль и понимаю, что невольно спровоцировал своих мучителей. Оба функционала в мужской оболочке смотрели теперь на меня так, как я не желал бы. Мне понятны их мысли, ведь на мне осталась лишь тонкая одежда, что была под облачением, а состояние агонии слишком красноречиво демонстрировало оболочку.

Я, предчувствуя к чему все приведет, обращаюсь к лекарю.

— Прошу, объясни им, не надо использовать мою функцию наложника, это опасно, если факт пытки не заметят, то контакт со мной оставит на них след.

— Ты нас недооцениваешь, энгах, — смеется она в ответ, — мы получили допуск ко всем приемам дознания, поэтому твоя функция тоже послужит выяснению правды. И даже больше, — она доверительно подмигивает, как будто это я ее сообщник.

Я не верю тому, что слышу, пытаюсь опровергнуть такое утверждение, ведь подобное не возможно. И они уходят. Меня оставляют одного, но не на долго.

Возвращаются аннигилятор и еще один функционал. Меня освобождают от креплений, но только чтобы подвесить за руки на цепи.

— Остановитесь пока не поздно, вам сказали не правду, — пытаюсь отговорить их, — если станет известно Высшему…

Договорить мне не дают, сильным ударом по голове отключая от восприятия.

Прихожу в себя, понимая, что одежда на мне разорвана, а тело удерживается в неудобном положении. Резкая боль заставляет осознать все гораздо быстрее. Функционал, удерживая меня за ноги, резко проникает в оболочку, раня ее. Я едва сдерживаю крик, но все же нахожу в себе силы не выдавать свои мучения и поддерживать каналы закрытыми. Мои усилия их злят, и заставляют действовать более изощренно. Второй функционал становится позади меня, сильно натянув мне волосы, использует другой канал оболочки для проникновения. Стон от боли все же вырывается, потом я снова проваливаюсь в темноту.

Сознание приходится вместе с пониманием, что я пристегнут скобами к стене. Ноги лишь едва касаются пола, от чего руки от запястья до предплечья потеряли чувствительность. Одежды на теле больше нет. Только разорванные полосы ткани перехватывают оболочку на уровне груди и нижней части туловища. Но информационные структуры были надежно закрыты. Это единственное, что радует.

Ко мне скоро приходят. В этот раз без слов, устанавливают скобы на моей грудной клетке. Они затягиваются с каждым моим выдохом все сильнее, не давая оболочке вдохнуть достаточно. Практически удушенный, я держусь только за понимание, что каналы нужно держать закрытыми. Но потерять сознание мне не дают, вовремя ослабляя пружину скоб. Потом, все повторяется заново. На пятый раз я понимаю, что оставлен наедине со считывателем. Затянутые на моих ребрах скобы не мешают ему, сдернув мои связанные руки с креплений и уложив на пол, замкнуть контакт со всей возможной яростью. Скобы, слишком туго сжавшие грудную клетку, ломают мне ребра, раздирая кожу на них. Накопители информации остаются закрытыми, в этом я уверен даже когда теряю связь с восприятием.

Как долго длится забытье, я не знаю, только осознаю себя уже лежащим на узкой плоскости, привычно скованный в руках и ногах.

— А вы упорны, энгах, — Итир стоит рядом, сложив руки на груди, — видимо, есть ради чего так страдать.

— Вам не понять, — голос мне уже не подчиняется, а каждый вдох отдается болью.

— Думаю, вполне. Знаете, — он оборачивается к другим функционалам, — энгахи ни когда не кричат, даже если их истинные тела разрывают на части. Это для ни как табу, — он поворачивается ко мне, склоняясь, глядя в глаза добавляет, — давайте заставим этого прислужника Высшего вопить как последнего наложника в казармах.

В ответ слышится смех. Потом, мои руки и ноги тянут в разные стороны, распиная тело. Агония длится непомерно много, но это для меня не важно, боли я отдаю все, ради блокировки информации. Функционалы, присутствующие в этом месте используют меня для контакта раз за разом. Я уже не могу назвать их число, только понимание, что сил у меня все меньше.

К грани я подхожу, приходя в сознание, опущенный на колени и поддерживаемый только на прикованных руках. Двое функционалов стоят передо мной, собираясь продолжить мою пытку. Мне пока хватает сил смотреть на них. Неожиданно, я замечаю и третьего. Мне он кажется знакомым, но припоминаю с трудом.