Надежда Мамева - Магометрия. Институт благородных чародеек

Потянула за кольцо с рыжими пятнами ржавчины, открывая ее. Что Аарон, драконом ли он был или человеком, любил удобство, чувствовалось и по выделанной шкуре буйвола, постеленной посреди каменной комнаты, и по широкой, добротной кровати с балдахином, и по глубоким кожаным креслам. Единственным явным свидетельством того, что хозяин давно не посещал свою уединенную обитель, был слой пыли, придававшей всему интерьеру сероватый оттенок.

Перешагнула порог, и сумрак тотчас рассеялся от вспыхнувшего факела на одной из стен. Я ни к чему не спешила прикасаться, лишь осматривала место, где мне предстояло провести несколько дней, а может, и неделю-другую, пока Лим вместо меня будет посещать занятия в институте. При этой мысли невольно поморщилась: в обители госпожи Веретес слишком много красавиц всех мастей… Пришлось с крайней неохотой для себя признать, что ревность, даже в таком ее малом проявлении, — весьма неприятная штука.

Я сделала еще несколько шагов вперед, прежде чем почувствовала резкую боль. Она вошла мне под ребра, как пуля, как финский нож: стремительно, вышибая опору из-под ног. Упала, уже не ощущая самого удара об пол.

В этот раз не было чувства, что меня словно выжигает изнутри. Нет, был лед, который замораживал, я буквально физически ощущала, как кровь замедляет свой ток, как судорожно, в рваном нитевидном ритме бьется сердце, еще пытаясь наполнить аорту.

Не было мыслей, которые должны бы одолевать в такой момент, таких как: «Ну, вот и все…» или «Как же так?» В первый миг — просто обида, отчасти детская, потому что всеобъемлющая и неожиданная судьба дала мне поиграться надеждой на счастье, а потом отобрала ее и сломала перед носом.

Тень корчился рядом на полу безмолвно, и оттого вдвойне страшно. Он то выгибался, закручивая сам себя в спираль, то распрямлялся и постепенно истончался. Амулеты на мне разлетались вдребезги, осыпался крошкой даже металл цепочек кулонов. Не было сил, чтобы сделать вдох, грудь словно стянул невидимый обруч. И вот тогда в глубине души начала подниматься волна злости. На судьбу, на сумасбродного тень, что поменял хозяина без его ведома, на дракона, улетевшего так не вовремя, но главным образом — на этого чертова маньяка, который решил убить свою предпоследнюю жертву прежде, чем отправиться в финальный вояж. Это чувство было столь сильным, рвущим, сметающим преграды, что вокруг меня начала без всякой пентаграммы разворачиваться воронка временного портала.

«Ник, где бы ты ни был, сукин сын, я хочу оказаться рядом», — это была последняя связная мысль перед тем, как наступила темнота.

Пол под моей спиной медленно раскачивался, что-то стучало под самым ухом, а меня… нестерпимо тошнило. От последнего, весьма приземленного физиологического позыва организм-то и очнулся. С пробуждением я окунулась удивительный мир, который открывает для себя каждый, сведший близкое знакомство с палачом.

Руки были связаны за спиной. Они затекли так, что кисти я не чувствовала, но что находилось выше пут — отдавало ломотой, от которой хотелось выть.

С трудом разлепила глаза. Неструганый дощатый пол, ножка стола, прикрученная к нему намертво. Подняла взгляд чуть выше… и вместо пресловутого стона с губ с шипением слетел короткий всеобъемлющий мат.

Ник лежал, распятый железными обручами на импровизированном хирургическом столе, и был оплетен сетью светящихся, пульсирующих энергетических нитей. Повернув голову в мою сторону, он счастливо улыбнулся.

— Тоже рад тебя видеть, хотя и ненавижу всей душой, я все же благодарен тебе, — прошептал он и, судорожно вздохнув, пояснил свою мысль: — Именно из-за тебя я все еще жив, хотя, видит небо, уже несколько раз мечтал о смерти. И именно благодаря тебе я все еще жив. В этот раз снова.

Йож и вовсе выглядел рядом с ним дохлой горжеткой, не подающей признаков жизни, хотя и все его четыре лапы были связаны вместе. Оборотня, так же как и дракона, обвивала магическая сеть.

— Где мы? — из горла вырвался сип, как будто меня усердно душили, но веревка оказалась с гнильцой, лопнув в самый ответственный момент и оконфузив как убийцу, так и производителя бечевы.

— Судя по качке и иногда работающему двигателю, скорее всего на баркасе или барже. Увы, как понимаешь, на променады меня местный хозяин не выводил. Предпочитал, так сказать, камерные рандеву.

Ник хоть и с трудом, но говорил, стараясь таким нехитрым способом снова ощутить жизнь.

Он здесь уже около двух недель. Двух недель, в которых единственным твоим собеседником является тот, кто тебя в конце концов убьет.

О степени близости встреч с тем, кто его похитил, свидетельствовали гематомы и мелкие, скальпелевые надрезы по всему обнаженному телу парня. Блудный тень, словно привинченный саморезом рядом с плечом парня, дернулся, но так и не смог никуда сбежать. Не иначе, связали не только меня.

— Кто он? — задала я так давно мучивший меня вопрос.

В глазах собеседника промелькнула отчаянная ярость. Это был взгляд того, кто пережил предательство, того, кто разуверился в идеалах, того, кто возненавидел почитаемых богов.

— Распределитель.

Одно слово, как ветка, хлестнувшая в оттяг по лицу.

В наступившей тишине скрип открывшейся двери был сродни раскату грома.

Вошедший старичок был сутул, благообразен и даже мил.

— А, вот и очнулась, красавица… как хорошо, что это оказалась именно ты. Даже и искать временницу не пришлось…

Я смотрела на седоватого Распределителя и не находила в нем тех отголосков безумства, что должны быть присущи одержимому убийце. Он деловито повесил сюртук на крючок у двери, поправил здоровенный кулон на цепочке, висевший у него на шее поверх рубахи, прошел к умывальнику и ополоснул руки. Затем подошел к столику с инструментами.

— Ну, что же, не будем затягивать агонию, дорогой друг. Пора умирать. На этот раз окончательно, — обратился он к сжавшему зубы Нику, натягивая медицинские перчатки.

— Боитесь инфекцию в рану занести? — едко прокомментировала я его последний жест.

Распределитель поморщился, но ничего не ответил, а меня уже понесло:

— Кстати, скальпель не так держите: это не палочка для роллов, при таком угле качественный надрез сделать тяжело, он пойдет в горизонтальную плоскость…

— Еще учить меня будешь! — все же вышел из душевного равновесия старик.

— Я вас не просто учу, а повышаю ваш профессиональный уровень. — Седовласый уставился на меня непонимающе. Пришлось пояснить: — Каждый уважающий себя маньяк должен уметь делать если не все тридцать восемь типов хирургических надрезов, то хотя бы два. А в идеале освоить хотя бы еще один медицинский шов…

То ли жертвы до этого попадались убийце безропотные, то ли не столь подкованные в плане скальпелей, но моя речь Распределителя задела. Впрочем, как оказалось, зацепился он совсем за другое.