Людмила Минич - Жемчужина из логова Дракона[VolgoDon конвертируется в fb2]

Галерея оборвалась, свернули на узенькую лестницу, извивавшуюся в камне наподобие винтовой. Тут пришлось почти что о стены тереться, ноги то и дело цеплялись за неровные, выщербленные ступеньки. Стихотворец все время оступался с непривычки. И хуже всего — сверху еще и шаги послышались: кто–то спускался, а разминуться здесь непросто. Служитель, поднимавшийся перед Ветром, окликнул невидимых встречных, сверху отозвались. На предложение вернуться и дать дорогу с вызовом ответили тем же.

Первый сторож обернулся к своим приятелям за спиной у Ветра.

— Это Кальтир, — проворчал с досадой.

— Этот ни за что не уступит, — в тон пробурчали сзади. — Скорей удавится…

— Больно много из себя мнить стал, — услышал Ветер едва слышный неприязненный шепот третьего. И уже обычно, с хрипотцой: — Так это нам уступать, что ли? Мы уже четверти три одолели, не меньше…

Должно быть, этот Кальтир приближен к особе Серого вопреки другим достойным столь высокой чести — очень уж его тут недолюбливают.

— С места не тронемся! — крикнул первый служитель. — Хочешь пройти — пожалуй! Если сможешь, — он хмыкнул.

Вскоре Ветер понял, к чему эта явная насмешка. Препятствий, конечно же, его стражи чинить не собирались, однако строптивец оказался человеком такого мощного сложения, что ему и без того нелегко приходилось. Они и сами почти что упирались головою в камень, он же пробирался здесь согнувшись.

— Ладно, — пробурчал он, примериваясь, — просочимся как–нибудь. Давай, — сквозь зубы бросил он своим спутникам, скрытым пока что от Ветра.

И под едва заметное удовлетворение своих недоброжелателей решительно полез бочком с досадливым шипением, гримасами и прочими признаками крайнего неудобства. Несколько ступеней здоровяк одолел без особых помех, но рядом с Ветром он изрядно запнулся и чуть не сверзился, увлекая за собой еще кого–нибудь. Стихотворца тут же опасливо ухватили за кадамч, прижали к стене, хотя он и сам туда усердно вжимался. Кальтиру с преувеличенной заботой пожелали не переломать тут часом обе ноги. Место опасное, если что — катиться можно до самого низа без остановки. Вот был же случай в прошлом году…

Не в силах больше сдерживаться, Ветер усмехнулся.

— Давай, чего стал! — досадливо рявкнул Кальтир в гулкое лестничное чрево.

Улыбка застыла на губах, когда спутник Кальтира принялся протискиваться вслед за своим провожатым. Следующим оказался Илча. Они заметили друг друга одновременно, и оба отвели взгляд. Потом, спохватившись, встретились вновь.

Как будто со вчерашнего дня прошло еще два летних срока. Вчера Илча глядел сбитым с толку, совсем потерянным, сегодня Ветра явственно обожгло новой злостью. Здешний хозяин все делает быстро и точно — независимо от воли человека.

Надо отдать должное Серому: даже Ветра ему удалось поколебать или хотя бы растревожить. А с такими, как Илча, он не церемонился вовсе, играл, как заблагорассудится. И вся эта сутолока на лестнице тоже не просто случай: «случайностей» и без того вокруг преизрядно. Чего же Серый добивается, что за новую сеть он плетет? Наверняка уже вытянул из парня все, что смог. Все, что тот знал о Ветре, все, что сам себе придумал. Однако мальчишка не ведал, как было на самом деле, а значит и Серый того не ведает…

— Эй, птенчик, — отвлек его от размышлений Кальтир, отдувавшийся уже из–за спин охранников Ветра, — тебя что, за шиворот тащить?

Илча двинулся, вжимаясь в стену, не сводя глаз со стихотворца. Скользнул мимо, стараясь по возможности не прикасаться. Внезапно он замер, дернулся, сгреб Ветра за кадамч, встряхнул, словно не в себе.

— Ненавижу тебя, — выдохнул в лицо. — Ненавижу!

В него вцепились служители, пытаясь оттащить от Ветра, но в узком простенке сделать это было нелегко, да и сам Илча отчаянно не желал отпускать добычу. Он больше не тряс, не бросал обидных слов, не винил, только губы слегка подрагивали и глаза жадно ждали чего–то.

Ветер не слышал, что кричал Кальтир, отрезанный от подопечного спинами своих же собратьев, и должно быть, совсем не ожидавший такого поворота, он ничего не слышал. Здешний хозяин, что бы он ни говорил и как бы ни разумел самого Ветра, все равно оставался чудовищем, опасным и безжалостным, и сейчас он чего–то ждал от этой встречи. Но чего? Опрометчивого шага? Чего еще? Он знает все, даже то, что скрываешь от себя самого, и потому одолеть его невозможно. Знает почти все, кроме одного…

— Нельзя давать обещания, — сказал Ветер, четко, разделяя слова, чтобы каждое проникло сквозь туман, окутавший юношу. — Потому что Нимоа порой не дает их исполнить.

Все затихли от неожиданности, замерли, силясь уразуметь, что происходит. Илча же просто помертвел.

— Бывает, что переломанные ноги не дают дойти туда, куда стремишься, а затуманенный недугом разум — послать весть, — продолжал Ветер, пользуясь затишьем. — Бывает, что приходишь слишком поздно. Намного позже обещанного, когда нельзя ничего исправить. И дни превращаются в годы, утрата — в боль, а обещание — в груз, камнем висящий на шее. Нельзя давать обещания, — говорил он все быстрее, потому что Кальтир почти дотянулся до Илчи. — Я долго искал тебя, но безуспешно. Прости меня. Если захочешь.

Кальтир рычал, приказывая, чтобы служители тащили подопечного дальше, и Ветра еще раз непочтительно подтолкнули снизу. Илча же согнулся в приступе неистового кашля, почти сложился пополам. Ветер тревожно оглядывался, но очень скоро стены скрыли узкий коридор, где остались эти двое. Последнее, что он видел, как здоровяк, склоняясь, бормотал что–то парню на ухо, и все порывался поднять его, но Илча тут же складывался в жуткую загогулину.

— Ему же помощь нужна! Людей позвать надо! Слышите? — взывал Ветер к своим стражам.

И получил в ответ отрывистое:

— Молчи! Иди, куда велено!

«Не слушай его», — чуткое ухо без труда уловило их перешептывания. — «А коли рот раскроет? Обижать–то не велено…» — «А ты не слушай и все. Хоть уши затыкай!» — «Видал?» — «И видал, и слыхал. А ты еще куражился! Вот и смотри. Чародей, он и есть чародей».

Они прилично отдалились от рокового места, кашель сделался куда глуше, потом все разом оборвалось. Когда же одолели лестницу, снизу донеслось глухое, размытое эхом, но не потерявшее силы: «Ненавижу!»

«Полегчало дурню», — пробормотали сзади.

Ветер передернул плечами. Быть может, это из–за удаленности показалось, что возглас брошен вовсе не ему.

Илчу вновь неожиданно вынесло на Ветра, как вчера вечером. На этот раз они столкнулись на узкой лестнице, где некуда деваться. Мысленно он проклял упрямство Кальтира и вызывающе уставился на стихотворца. Пусть враг не думает, что Илча его боится. Дракон на груди опять начал пульсировать, и слабое жжение привычно растеклось по телу, принялось покалывать то тут, то там. От многих факелов стало совсем жарко. Нужно здесь пройти, но стихотворец мешал ему.