Екатерина Шашкова - Тропы Междумирья

— Брать живьём! — скомандовал Арфеналме, уже предвкушая допрос, и направился к пленнику.

Тот вскинул руки, показывая, что безоружен, и что‑то неразборчиво залопотал.

Полковник вздрогнул, словно в него ударила молния. Да по ощущениям примерно так оно и было. Он не понимал слов, которые произносил наездник, но чувствовал, что это не мольба о пощаде, а заклинание, причём весьма мощное. Чужеродные чары метнулись от всадника к его мошке…

И ничего не произошло.

Арфеналме был совершенно уверен, что чужак что‑то сделал, но не мог сообразить, что именно. Новое крыло у мошки под действием заклинания не отросло, и рога не прорезались.

Хэйнар, тоже почувствовавший движение магии (уж на это‑то у балбеса умения хватило) заинтересованно подобрался поближе к гигантскому насекомому. Пожалуй, даже слишком близко. Тварь была всё ещё жива и всё ещё опасна. Клыкастая пасть распахнулась — но кусать, вопреки ожиданиям, не стала. Наоборот, раздалась ещё шире, словно бы в зевке, и наружу показалось нечто, напоминающее язык. При тщательном рассмотрении «язык» оказался серой трубочкой, широкой и гибкой.

Чужак торопливо выкрикнул ещё одно слово. В этот раз оно было не заклинанием, а обычной командой, коротким приказом. Мошка напыжилась, содрогнулась всем телом. Один из солдат, уже замахнувшися на неё мечом, в испуге отскочил.

Хэйнар, напротив, с любопытством разглядывал происходящие с насекомым метаморфозы и даже не думал отойти подальше.

Мошка пыжилась.

— Назад, балбес! — рявкнул Арфеналме, на мгновение забыв о субординации и правилах приличия.

Сын нехотя обернулся к нему:

— И не подумаю. Я же не трус. Может, хоть так ты поверишь, что я не трус.

«Ты не трус, ты — идиот!» — хотел буркнуть Арфеналме, но не успел. Мошка закончила пыжиться, злобно выпятила трубку в сторону Хэйнара и плюнула из неё огненной струёй.

Хэйнар на атакующее насекомое даже не смотрел, он был очень занят — буравил отца суровым взглядом.

Отец же успел за доли секунды подскочить к нему, резко сдёрнуть с места, уронить в лужу, упасть сверху, заслоняя и оберегая от огня…

И ещё успел обречённо подумать, что заботиться надо в первую очередь о себе, а не о всяких неблагодарных балбесах. И что сам он, наверное, тот ещё балбес.

После чего мир вокруг окрасился всполохами пламени и взорвался шипящим паром. Из лёгких разом вышибло весь воздух. По спине пронёсся огненный смерч. Волосы на затылке скукожились от жара. Запахло палёным. И мир погрузился в блаженную темноту.

Из забытья Арфеналме выдернул истеричный визг. Полковник приподнялся на руках. От малейшего движения спина отозвалась вспышкой дикой боли, как будто с неё только что содрали кожу, а теперь сыпанули сверху пару горстей соли. И заботливо растёрли.

Эльф ругнулся сквозь зубы, но поборол желание ничком рухнуть обратно, приподнялся ещё немного и осмотрелся.

Визжала, захлёбываясь слезами, лейтенант Арно. Не забывая при этом выкручивать в воздухе палатку, внутри которой слабо трепыхалась очередная пойманная мошка. Адъютант с маниакальным упорством кромсал мечом огнедышащую тварь, не замечая, что солдаты уже успели нанизать её на копьё.

Хэйнар смотрел на отца испуганными глазами и, кажется, всерьёз собирался в очередной раз упасть в обморок. Ситуация осложнялась тем, что падать было некуда — он всё ещё лежал в луже, придавленный Арфеналме.

В общем, судя по всему, времени прошло совсем немного.

Кто‑то осторожно тронул полковника за плечо.

То есть пытался, наверное, тронуть осторожно. Но то, что осталось от спины после встречи с огнём, даже от лёгкого прикосновения взорвалось новой порцией боли.

— Пшли прочь, — прорычал Арфеналме.

Выдавить из себя что‑то более многословное было невозможно. Подняться тоже казалось сродни невыполнимому подвигу, но эльф стиснул зубы и каким‑то чудом вздёрнул себя на ноги.

В глазах потемнело, но ухватиться вокруг было не за что, а рухнуть обратно не позволяла гордость. Пришлось просто застыть, пережидая боль, и молча надеяться, что в крайнем случае кто‑нибудь догадается его подхватить.

— Прошу прощения, господин полковник, — затарахтели над ухом. Арфеналме опознал по голосу того мага, что был в ночном колпаке и тапочках. — Я лекарь. Если позволите, нужно осмотреть рану… Такое чудо, что сейчас дождь. В сухую погоду вы бы вспыхнули, как спичка.

Арфеналме и сейчас чувствовал себя спичкой, которая уже прогорела и теперь может рассыпаться от любого неосторожного движения. Но он был всё ещё жив. Хотя палёным пахло нестерпимо. Кажется, причёске пришёл конец. А ведь так старательно отращивал!

— Господин полковник меня слышит? Осмотреть бы…

— Смотри, — великодушно разрешил Арфеналме. Как будто у него был выбор. — Только обезболь сначала.

— Конечно — конечно! Непременно!

По спине разлилась магическая прохлада. Легче стало почти мгновенно. Даже в глазах слегка прояснилось. И сразу стало видно, что вокруг полукругом столпились солдаты. На грязных лицах отражались сострадание, испуг и злорадство в различных пропорциях.

— Чего уставились, других дел нет? — буркнул Арфеналме, разгоняя зевак.

Но самых злорадных запомнил. Надо будет поговорить с ними с глазу на глаз, когда закончится вся эта свистопляска. Если закончится.

— Ожоги в основном от пара и кипящей воды, — бормотал маг, срезая с пострадавшей спины остатки рубашки. Новой, между прочим! — Очень повезло нам всем с погодой, очень! При должном уходе через неделю даже следов не останется, даю слово. Я сейчас же наложу мазь и повязки…

Арфеналме нашёл глазами адьютанта. Тот уже отстал от мошки и теперь стоял неподалёку, озираясь вокруг, чтоб не пропустить новую атаку.

— Принеси свежую рубашку, — велел мальчишке полковник. И, убедившись, что врач не слышит ничего вокруг, занятый своим делом, обратился к сыну:

— Так и будешь там лежать?

Хэйнар торопливо вылез из лужи и посмотрел на отца так, будто тот его не спас, а наоборот, сам под струю пламени подставил.

— Зачем ты меня заслонил? Ты же меня ненавидишь! — насупилось дитятко.

— С чего ты взял?

— Да потому что ты… Ты же всегда меня ненавидел! Всегда унижал! Высмеивал перед всеми! И в лес сослал, чтоб я оттуда не вернулся. Наш отряд… мы не должны были оттуда вернуться. Нас бы схватили люди. Не отпирайся, я всё знаю.

— Балбес! — рявкнул Арфеналме, чувствуя, что начинает злиться. От запаха палёных волос болела голова, и это неимоверно раздражало. Кажется, даже сильнее, чем нытьё Хэйнара. — Я сослал тебя, недоумка, в лес, чтоб уберечь от войны. Чтоб ты не участвовал в битве. Посредник обещал, что проследит, чтоб тебя захватили живым и содержали в комфорте. А потом мы бы заняли Тангар, и ты вышел бы на свободу, цел и невредим.