Владимир Пекальчук - Жестко и быстро

— Как ушат холодной воды, — пожал плечами я. — Зол, конечно, на нее, но больше на себя пеняю. А жизненный опыт, конечно, занимательный, что тут еще сказать. А что?

— Да так, ничего. Просто спросил, а то мало ли какие у тебя настроения могут быть…

— Если вы вдруг про бельевую веревку вспомнили — то я ее отнес в чулан, когда купил грушу.

— Не без этого, — признался дед, — я-то, когда Настасья, бабушка твоя, которую ты уже не застал, ушла к господу, тоже подумывал, чтобы следом…

— А мне с чего бы? Никто ж не помер.

— Но ситуация… сходная в чем-то. Был человек, в котором ты, думается мне, души не чаял, и в один момент оп — и исчез.

Я вздохнул:

— Была иллюзия. Души не чаял, не скрою, даже всерьез подумывал жениться… С другой стороны, раз Рита исчезла… Не важно.

— …То осталась Гордана Ковач?

Не откажешь ему в проницательности. Надо поменьше трепаться.

— Ну типа того, — признал я.

— Ты не пропадешь, внук… В общем, разговор у меня не на эту тему.

— А на какую?

— Кто твой учитель? Где ты выучил эту боевую систему? И главное — когда. И не надо отпираться и лапшу на уши вешать, твоя секретная щитобойная техника — это одно, но в стычке с эсбэшниками Ковачей ты продемонстрировал явные навыки умения драться. Да, у тебя отработанный удар. Да, у тебя способность пробивать им щиты, ломать ребра и крошить кирпичи. Но это еще не объясняет умения попадать ногой в голову в прыжке через капот автомобиля, ломать коленные суставы и мастерски выворачиваться из захвата профессионального силовика. И наконец, прием, которым ты определил шефу СБ пожизненную инвалидность. Ему учат спецназ и солдат в рамках курса рукопашного боя, но где его выучил ты?

— Встречный вопрос: а почему вы интересуетесь этим настолько сильно, да еще и с глазу на глаз?

Дед тяжело вздохнул:

— А это не я.

— Пфальцграф?

— Именно.

Я откинулся на спинку кресла и хитро улыбнулся:

— Дедушка, мне совершенно невыгодно раскрывать свой секрет. Или, правильней сказать, это мне во вред. Так что предлагаю сделку: вы не задаете мне неудобных вопросов, а я вам не лгу.

— Однако же, смерть от недостатка наглости в организме тебе не грозит… Самое интересное, что в ИСБ не могут найти твоего учителя, потому что не знают, учителя чего искать. Те двое, которые за тобой приглядывали, не знают, что это за боевая система, к тому же ИСБ ранее покопалась в прошлом Дома Рэммов и не обнаружила никаких следов учителя рукопашного боя…

— Ну тогда вы знаете все, что нужно знать о моем прошлом, чтобы правильно ответить на вопрос о моем учителе. Но других подсказок не дам.

— К’арлинд?

— Нет, конечно. Он и не подозревает о моей технике и системе.

Дед скорчил сердитую гримасу.

— Да хватит уже тень на плетень наводить! В твоей жизни вообще не было времени, на протяжении которого ты остался бы без присмотра и успел выучить сложную боевую систему, даже в тюрьме ты сидел в одиночке и не мог встретить своего таинственного учителя!

Я только развел руками, всем своим видом выражая короткое слово «увы».

— Ну погоди, скрытный ты наш… В общем, ты там упоминал о намерении жениться, да?

— Это уже третья тема разговора? — уточнил я.

— Да скорее итог первых двух тем…

— Уже не собираюсь, Рита, знаете ли, оказалась Джоанной.

Дед хмыкнул.

— Тут непринципиально, какая кандидатка, Рита пропала — будет другая, без разницы, кто, вопрос в другом. Давай начистоту, в твои планы на семейную жизнь включена служба императору в роли инструктора?

Я пожал плечами.

— Начистоту так начистоту… Я опасался, что отец Риты… Блин, говорю и самому смешно… Что он не захочет видеть зятем ущербную единичку. И потому всерьез рассматривал вариант с военной академией и прочим, что там мне пфальцграф сулил, наряду с другими.

— Ну так вот, эти «другие» ты можешь не рассматривать вообще, — печально вздохнул дед, — у тебя их на самом деле нет.

— Не понял?

— Я подозреваю, что жениться, не находясь на службе, ты не сможешь.

— Почему?

— Пфальцграф Гронгенберг не разрешит.

Вот тут я почувствовал, что у меня закипает кровь.

— Я не нуждаюсь в его разрешениях!

— Зато нуждаешься в моем, увы. И я почти уверен, что он не позволит мне разрешить тебе жениться иначе чем на его условиях. А я, как ты понимаешь, императорского приказа не нарушу, я ведь как-никак присягал и против империи не пойду.

— Это пока только ваше предположение или мне следует прямо сейчас позвонить пфальцграфу и сказать пару теплых слов? — уточнил я.

— Я знаю пфальцграфа тридцать лет, с тех самых пор, как он выдвинулся еще при прошлом императоре… Он, конечно, человек без стратегической глубины мышления и без личной инициативы, но у него есть другой талант. Потому-то Гронгенберг стал правой рукой императора, что он умеет добиваться своего и решать поставленные задачи, порой непростые. Его методы мягкие, он не действует нахрапом, но все равно поставленной цели достигнет. Ты пойми одну вещь. Сказать «нет» пфальцграфу, а точнее императору, конечно же круто, но не стоит рассчитывать, что получится, как ты сказал. Давление будет расти до тех пор, пока ты не согласишься, и запрет на женитьбу — простейший способ, какой мне на ум пришел. Если пфальцграф решит, что метод давления неэффективен, он его усилит. Аккуратно, мягко, но рано или поздно твоя жизнь станет невыносимой. Так что… В общем, подумай.

— Я подумаю, дедушка, — пообещал я.

Вернувшись в свою комнату, сдержал свое слово незамедлительно: лег на кровать, подложив руки под голову, и подумал о трех вещах сразу.

Во-первых, мне надо довести дело с предприятием до конца.

Во-вторых, мне нужны документы, по которым я смог бы выехать из страны.

В-третьих, у малыша Реджинальда остались неоплаченные счета, и я не могу уехать, пока не расплачусь по ним сполна. Я всегда отдавал свои долги.

Я встал с кровати, достал из тайника пистолет, проверил магазин и спрятал обратно: за новыми документами пойду прямо завтра.

А пока меня ждет тренировка, а заодно и необходимость согнать злость.

Удар-удар-удар-удар-удар!

Утром пропустил два первых занятия, потому что вместо университета поехал навестить Горди. Я предварительно созвонился с Алеко Ковачем, ее отцом и главой Дома, и получил разрешение на визит, правда, он взял с меня согласие дать интервью какому-то репортеру.

Зачем ему это понадобилось, разобрался на месте: оказывается, история действительно попала в газеты, ну а газетчики — народ такой, они любят черно-белые истории. Паренек, защищающий свою девушку от толпы мордоворотов, предсказуемо оказался белым и светлым, а эсбэшники Ковачей стали злодеями, что бросило тень на сам Дом. В довершение всего мало кто знал об истинной личности «Риты», из-за чего история приобрела особо мрачные тона: толпень мужиков да на девочку. Так что пока Горди проходила утренние процедуры, мы вчетвером — я, Алеко Ковач и два репортера — посидели за чашкой кофе, и я рассказал им, что все это было недоразумением, что бедняги из СБ просто крепко лажанули, находясь под сильным давлением, а я был вообще без понятия, кто такая Рита Роэн.