Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

В течение этой секунды пораженная ужасом Этьеран, задохнувшись, смотрела на Кавинанта; потом она воскликнула:

— Меленкурион абафа! Не говори об этом, пока не пришел срок! Я не смогу защитить нас от таких бед.

Тишина вздрогнула и миновала: ручей снова зажурчал, и птицы защебетали над головой. Кавинант неверным жестом ослабевшей руки вытер пот со лба.

— Тогда перестаньте обращаться со мной так, словно я — не тот, за кого себя выдаю.

— Как я могу? — тяжело ответила она. — Для меня вы закрыты, Томас Кавинант, я не вижу вас.

Слово «вижу» она произнесла так, будто это было нечто такое, чего он не понимал.

— Что вы хотите этим сказать? — раздраженно и требовательно спросил он. — Я стою прямо напротив вас.

— Для меня вы закрыты, — повторила она. — Я не знаю, здоровы вы или больны.

Он посмотрел на нее, рассеянно моргая, и вдруг понял, что она, сама того не подозревая, дала ему шанс рассказать ей о его болезни. И он воспользовался этой возможностью, сейчас он был достаточно зол для этого. Проигнорировав свое непонимание, он проговорил:

— Разумеется, болен. Я прокаженный.

Услышав это, Этьеран застонала, словно он только что сознался в преступлении.

— О, горе Стране! Ведь вы обладаете дикой магией и можете уничтожить нас всех!

— Может, вы оставите это в покое? — размахивая левой рукой, крикнул он. — Это всего лишь кольцо. И оно напоминает мне обо всем, без чего я вынужден жить. В нем не больше… дикой магии… чем в камне.

— Земля — источник всей силы, — прошептала Этьеран. Кавинант с трудом удержался от того, чтобы не выкрикнуть ей в лицо все свои печали. Она не смотрела на него, реагируя на слова так, словно они означали нечто другое, не то, что он хотел ими выразить.

— Секундочку, — сказал Кавинант. — Давайте выясним это сразу. Я сказал, что был болен. Что означает это для вас? Неужели в этом вашем мире нет даже болезней?

На мгновение ее губы образовали слово «болезни». Потом внезапный страх сковал ее лицо, и взгляд ее остановился на чем-то позади левого плеча Кавинанта.

Он повернулся, чтобы посмотреть, что так испугало ее. Сзади ничего не было, но скользнув взглядом по западному краю расселины, он услышал какое-то царапанье и увидел, как вниз скатываются мелкие камешки и куски глины.

— Погоня! — воскликнула Этьеран. — Бежим! Бежим!

Тревога в ее голосе заставила Кавинанта мгновенно повиноваться; он повернулся и, изо всех сил стараясь не отставать, бросился следом за Этьеран по расселине.

На мгновение он забыл об усталости, о тяжести рюкзака, о жаре. Задыхаясь, он бежал за Этьеран по пятам так, словно слышал дыхание преследователя. Вскоре он почувствовал, что его легкие словно разрываются от напряжения, и потерял равновесие. Когда он споткнулся, то его изможденное тело едва не рухнуло на землю.

Этьеран прокричала:

— Бежим! — Но она на мгновение остановилась и, дрожа, оглянулась, чтобы увидеть погоню.

Скачущая фигура мелькнула над краем расщелины и упала вниз, на Кавинанта. Он метнулся прочь от этого тяжелого тела и вскинул вверх руки, защищаясь от преследователя.

Пролетая мимо, нападавший задел тыльную сторону ладоней Кавинанта ножом. Ударившись о землю, он перекатился через голову, вскочил на ноги, повернувшись спиной к восточной стене расселины, и угрожающе выставил вперед руки, в одной из которых был зажат нож.

Солнце словно бы выгравировало с предельной четкостью все детали представшей перед Кавинантом картины. Он видел шероховатые стены, тени под ними, подобные ротовым отверстиям.

Нападавшим был молодой человек с мощным телосложением и темными волосами — без сомнения, житель Подкаменья, хотя гораздо выше многих. Нож его был выточен из камня, а одежда на плечах украшена фамильной эмблемой — перекрещивающимися молниями. Ярость и ненависть так изменили его черты, что лица было не узнать.

— Губитель! — воскликнул он. — Насильник!

Он приближался, размахивая ножом. Кавинант был вынужден отступать до тех пор, пока не оказался по щиколотку в ручье, в холодной воде.

Этьеран бежала к ним, хотя была слишком далеко, чтобы успеть очутиться между Кавинантом и ножом.

Из его ладоней капала кровь. Биение сердца пульсацией отдавалось в порезах, в кончиках пальцев.

Он услышал повелительный окрик Этьеран:

— Триок!

Нож мелькнул еще ближе. Кавинант видел его так ясно, словно тот был выгравирован на его глазных яблоках.

Пульс бился в кончиках пальцев.

Молодой человек подобрался, чтобы нанести смертельный удар.

Этьеран снова крикнула:

— Триок! Ты что, с ума сошел? Ты дал Клятву Мира!

В кончиках пальцев?

Стремительно вскинув руки, Кавинант уставился на них. И взгляд его внезапно затуманился благоговением. Он перестал воспринимать происходящее.

— Это невозможно! — прошептал он в неимоверном изумлении. — Невозможно!

Его немые, пораженные проказой пальцы испытывали самую настоящую боль.

Этьеран приблизилась к ним и остановилась, скинув рюкзак на землю. Она словно бы загипнотизировала Триока: он злобно рвался к Кавинанту, но не мог переступить какой-то невидимой черты. Задыхаясь от ненависти, он выкрикнул:

— Убей его! Губитель!

— Я запрещаю! — воскликнула Этьеран.

Сила ее поведения подействовала на Триока, как физический удар. Пошатнувшись, он сделал шаг назад, поднял голову и издал хриплый стон разочарования и ярости.

Голос Этьеран словно прорезал этот звук.

— Лояльность — твой долг. Ты дал Клятву. Уж не хочешь ли ты навлечь проклятье на Страну?

Триок вздрогнул. Одним конвульсивным движением он метнул нож вниз так, что тот по рукоятку ушел в землю у его ног. Гневно выпрямившись, он прошептал Этьеран:

— Он изнасиловал Лену. Прошлой ночью!

Кавинант все еще не воспринимал ситуацию. Боль ошеломила его, она была сенсацией, роскошью, о которой забыли его пальцы; он не мог найти ответа на этот парадокс, кроме как говорить про себя:

«Невозможно! Невозможно!»

Он не замечал, как по запястьям, красная и человеческая, струится кровь.

Его лицо свела судорога. Тьма сгустилась в воздухе вокруг него. Все забурлило вокруг, словно расселина наполнилась хлопающими крыльями, когтями, сверкающими прямо возле лица. Он простонал:

— Невозможно!

Но Этьеран и Триок были поглощены друг другом, их глаза избегали его, словно он был заразным пятном. Когда слова Триока дошли до нее, она упала на колени, закрыла лицо руками и прижалась лбом к земле. Плечи — ее вздрагивали, словно она плакала, хотя и беззвучно; тем временем Триок безжалостно продолжал:

— Я нашел ее в горах, когда первые лучи сегодняшнего утра коснулись равнин. Ты знаешь, как я люблю ее. Во время собрания я наблюдал за ней, и мне не доставило радости то, как этот чужак пялился на нее. Я видел, что он чем-то прельщает ее, и мне казалось странным, что она с таким участием относится к человеку, о котором никто ничего не знает. Поэтому поздно ночью я пошел к Треллу, твоему мужу, и узнал, что Лена собиралась провести ночь с подругой — Терасс, дочерью Аниории. Тогда я спросил об этом у Терасс, но ей ничего не было известно об этом намерении Лены. Тогда тень страха закралась ко мне в душу, ибо когда случалось такое, чтобы кто-то из наших людей солгал? Всю ночь я искал ее. И в первых рассветных лучах нашел в разорванном платье и крови. Она пыталась убежать от меня, но слишком ослабла от холода, горя и боли, и через мгновение она бросилась в мои объятия и рассказала о том, что… Что сделал этот губитель…