Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Пришельцы принесли с собой свои собственные распри и раздоры. Они воровали друг у друга скот, зеебов и снаряжение. Они слагали каждый свои баллады и ностальгически тосковали по дому, который теперь перестал быть для них безопасным и скучным.

Это было странное время, ибо разрушительные силы уже пробудились, и люди чувствовали, как они все больше и больше овладевают их родными краями и их душами. Даже сейчас, в самом начале, ничто больше не могло оставаться таким, каким было. Вскоре все должно было измениться, исчезнуть с лица земли, и единственной возможностью остаться были либо невиданные перемены, либо полное перерождение.

Третий месяц Корамвис выдерживал осаду неумолимых снегов.

В эту лютую стужу фрейлина королевы, Дафнат, не обращая внимание на собственное саднящее от холода и стянутое в деревянную маску лицо, еще усерднее трудилась над королевским телом, умащая его кремами. Вал-Мала, чувствовавшая в снеге серьезного противника, почти не выходила из своих покоев. Теперь она больше не белилась. В беспощадном бледном свете зимнего дня ее золотистая кожа казалась хрупкой, точно старый пергамент. Ничто не радовало ее.

Я начинаю жить воспоминаниями, как старуха, думала она. — Это я-то. Я.

Она думала о Редоне, не как о человеке, а как о воплощении ее в нем разочарования. Воспоминания о том, как он впервые приехал во дворец ее отца в Куме, оставляли у нее во рту кислый привкус.

Ее отец был Правителем этого городка, небольшого и не слишком важного купеческого поселения с приземистыми башнями, больше всего напоминавшими раздавленные пирожные. В каком-то из путешествий короля он оказался у Редона на пути, в противном случае ему, вне всякого сомнения, никогда бы не пришло в голову побывать там. Вал-Мала ненавидела Куму, как ненавидела свою ревностно оберегаемую девственность. Ее бесчисленные любовники, как могли, старались ублажить ее, и после каждого месяца Застис няньки с умелыми пальцами приходили ощупывать ее, чтобы убедиться, что она не зашла чересчур далеко. Таковы были обычаи ее дома.

В вечер перед приездом Редона ее фрейлины невыносимо раскудахтались, сходя с ума от нетерпения. Каких только историй о нем они не рассказывали! Истории о его власти и о его красоте, о его жгучих глазах, которые могли совершенно буквально раздеть женщину — волшебство, которое, в чем они были совершенно уверены, он как-то раз совершил. По случаю его визита Вал-Мале сшили платье из какого-то прозрачного материала, расшитого золотыми цветами, а волосы убрали в двадцать тугих косичек, густо вплетя в них жемчужины.

Встало солнце. Пробудившийся раньше обычного дворец просто обезумел от ожидания, и Вал-Мала в сопровождении тринадцати придворных дам в платьях из розовато-красного шелка отправилась на городскую стену. Оттуда, как ей сказали, она могла смотреть вниз и осыпать колесницу Редона цветами, как того требовали приличия. Ей дали все указания, но она ждала на стене, затаив дыхание в ожидании того, что он поднимет на нее взгляд.

Длинная бронзовая людская река нескончаемо лилась сквозь ворота Кумы. Наконец она разглядела его колесницу, украшенную узором, который нельзя было спутать ни с чьим другим. Она склонилась и осыпала его цветами, позвав его по имени, чего, как оказалось, было достаточно.

Перекрыв гул толпы, ее звонкий и чистый девичий голосок достиг его ушей, и он поднял голову и взглянул ей в глаза. В те дни Редон, хотя и много старше ее, был настоящим великаном — прекрасным, почти богоподобным, великолепным представителем своего рода. Его вид ошеломил ее. Ее мгновенно потянуло к нему всем существом. Такого дикого желания она не испытывала еще никогда.

Потом, лежа в темноте и глядя на отблески факелов проходящих мимо часовых, дрожащие на потолке, она с неукротимой страстью представляла то наслаждение, которое она испытывала бы в объятиях Редона, возьми он ее себе в жены. Она поклялась себе, что если ей только удастся заставить его пожелать ее, он женится на ней и увезет ее из унылой провинциальной Кумы в блистательный Корамвис.

Вскоре ей стало очевидно, что Редон очарован ею. Он часами не сводил с нее глаз, а она притворялась, будто не замечает его внимания. В конце концов она ухитрилась как-то остаться с ним наедине в мраморном зале, уставленном грубыми изваяниями ее предков, куда слуги, уже успевшие разобраться в ситуации, не осмелились бы войти.

— Ах, милорд, — вздохнула она. — Как прекрасно, должно быть, жить в Корамвисе! Вы, наверное, жаждете вернуться туда.

Его глаза, как обычно, ласкали ее лицо и тело, и когда она приблизилась к нему, он схватил ее руки в свои..

— Ты хотела бы увидеть Корамвис, Вал-Мала?

— О да, — шепнула она. — Всем сердцем, милорд.

Он обвил ее руками.

— Ты совсем еще ребенок, Вал-Мала.

Она прижалась к нему.

— Я умоляю вас научить меня быть женщиной, милорд.

Он мог бы взять ее прямо там и тогда. У него было достаточно денег, чтобы расплатиться за то, что лишил ее девственности. Но ее необыкновенная красота сводила его с ума, и ее доверчивость, которая на самом деле была лишь бездумной глупостью. В каком-то смысле он был сентиментальным, к тому же, не слишком хорошо понимал женщин и их реакцию на него.

Она настолько свела его с ума, что он женился на ней и поставил выше всех предыдущих супруг. В его чудесном белом дворце у подножия Драконьего Гребня Дорфара он осыпал ее миллионом подарков, но замужество обмануло все ее ожидания.

В своей огромной затканной золотом постели он набросился на нее, как зверь, но Вал-Мала была такова, что боль, которую он причинил ей, доставила ей куда большее удовольствие, чем все остальное, что он мог бы сделать. Ее так долго терзали любовными ласками, не давая достигнуть кульминации, что эта боль сама по себе стала для нее наслаждением. Когда все было кончено, она еще не насытилась, и эта ее жадность напугала Редона. Он не был особенно искусен и предпочитал быть соблазненным, а не соблазнителем, что и было главной причиной ее легкой победы над ним. И теперь он навязал своей ученице эту роль, которую она должна была играть, тем самым внушив ей ненависть и презрение к себе. Однако же, несмотря на все это, она была опытной и искусной, и скоро он уже не мог обходиться без нее. Через некоторое время она стала его главной королевой.

Через десять месяцев после свадьбы она начала потихоньку лишать его своих милостей. Когда он сильнее всего хотел ее, она ускользала от него. Она заставляла его вымаливать ее ласки, она сделала его робким, получая от этой затеи злорадное удовольствие и все это время ненавидя и презирая его еще сильнее за то, что он безропотно подчинялся всем ее прихотям. Она была четырнадцатилетней девчонкой, а он — мужчиной и королем. Ей хотелось, чтобы он заставил ее умолкнуть, взял ее силой и использовал, хотя она вряд ли и сама отдавала себе отчет в своих желаниях.