Джон Толкин - Хроники Средиземья

— Да, это ты, пожалуй, прав, — сказал Гэндальф, — только у этой змеи, боюсь, яд остался. Голос у него ядовитый, и ты, Древень, уж на что мудрый, а поддался на его уговоры, он ведь знает, как тебе польстить. Ладно уж, нет его, и пошел он к лешему. Только вот башня-то Ортханка все-таки принадлежит князю. Ну разве что она ему покамест не понадобится.

— Это мы посмотрим, — сказал Арагорн, — пусть онты и дальше здесь распоряжаются, лишь бы глядели за Ортханком: сюда никто не войдет?

— Заперта башня, — сказал Древень. — Я велел Саруману ее запереть и отдать мне ключи. Они у Скоростеня.

Скоростень склонился, точно дерево под ветром, и вручил Арагорну два черных узорчатых ключа на стальном кольце.

— Еще раз тебе спасибо, — сказал Арагорн, — и до свидания. Лес твой пусть растет мирно и пышно. А когда зарастет равнина, хватит тебе места к западу от гор, где ты, бывало, бродил.

Древень опечалился.

— Леса-то вырастут, — сказал он. — Вырастут, разрастутся. А онты — нет. Где у нас малыши?

— Зато ищи теперь за своими пределами, — сказал Арагорн. — Ведь края на востоке открыты, теперь тебе никто не мешает.

Но Древень грустно покачал головой.

— Далеконько туда идти, в незнакомые края, — сказал он. — И уж очень там много людей развелось! Заговорился я, правда, простите! Может, вы отдохнете, побудете у нас? Через Фангорн можно поехать — путь-то короче.

И он поглядел на Келеборна и Галадриэль.

Но, кроме Леголаса, все торопились домой — на юг или на запад.

— Ладно, Гимли, пошли! — сказал Леголас. — С позволения самого Фангорна я таки навещу все здешние низины и погляжу на деревья, каких нигде больше нет в Средиземье. И ты, Гимли, никуда не денешься, уговор дороже денег: сперва напрямик через Фангорн в Лихолесье, а там и до вас рукой подать.

Гимли согласился, хотя, похоже, без всякой радости.

— Ну, вот и конец нашему содружеству Хранителей! — сказал Арагорн. — И все же надеюсь, что вы не замедлите вернуться в наши края — и вернетесь с великой подмогой.

— Вернемся, ежели нас отпустят, — сказал Гимли. — Прощайте, стало быть, милые мои хоббиты! Сделайте одолжение, возвращайтесь домой целы и невредимы, а то что же мне из-за вас беспокоиться! Будет вам весточка, будьте уверены, да еще, глядишь, и увидимся; боюсь только, не все соберемся.

Древень попрощался со всеми поочередно и трижды поклонился Селербэрну и Галадриэли — неторопливо поклонился и очень уважительно.

— Давно уж, давненько мы не виделись, стволы и камни не упомнят. Да уж, — сказал он, — а ванимар, ванималион ностари! Оно вроде бы и грустно, что только под конец привелось свидеться. Да, весь мир нынче меняется: вода не та, земля другая, да и воздух какой-то не такой. Ну ладно, повидались все-таки напоследок, а больше-то, наверно, и не увидимся.

— Пожалуй что и так, о Старейший, — отозвался Селербэрн.

Но Галадриэль сказала:

— Нет, в теперешнем Средиземье мы не увидимся, пока не всплывут из морской пучины затонувшие земли Белерианда.

А тогда, может статься, и встретим новую весну в ивняках Тасаринена. До нескорого свидания!

Мерри и Пин прощались со старым онтом последними, и он повеселел, глядя на них.

— Ну что, резвые мои малыши, — пророкотал он, — а не испить ли нам с вами водицы на дорожку?

— Мы с удовольствием, — в один голос сказали они, и Древень повел их в древесную сень, где стояла большая каменная корчага. Он с краями наполнил три кубка, и хоббиты не спеша пили; пил и он, не сводя с них огромных таинственных глаз.

— Вот, пожалуй, с вас и хватит, — лукаво заметил он. — Ишь ведь как выросли с прошлого-то раза!

Они рассмеялись и осушили кубки.

— Ладно, пока прощайте, — сказал Древень. — И если дойдет до вас какая молва про онтии — пришлите мне весточку.

Он помахал всем своей ручищей и скрылся среди деревьев.

Теперь они поехали быстрее, направляясь к Вратам Ристании, и распрощались с Арагорном близ того места, где Пин сунул нос в ортханкский палантир. Хоббиты приуныли: сколько довелось им пройти с Арагорном, из скольких бед он их выручил!

— Эх, нам бы теперь палантир, чтоб видеться и разговаривать с далекими друзьями! — вздохнул Пин.

— Для этого годится только один, — сказал Арагорн. — В Зрячем камне Минас-Тирита ты ничего не углядишь, а что увидишь — не поймешь. Ортханкский же палантир нужен Государю, чтобы озирать свои владения и не терять из виду своих подданных. Ты, кстати, не забывай, Перегрин Крол, что ты гондорский витязь. Даю тебе бессрочный отпуск, но в любой день могу снова призвать тебя в строй. И помните, дорогие мои друзья-хоббиты, что северные земли тоже мне подвластны и что раньше или позже я туда наведаюсь.

Затем Арагорн простился с Селербэрном и Галадриэлью, и Владычица сказала ему:

— Эльфийский Берилл, мрак рассеялся, и все надежды твои сбылись. Живи же счастливо!

— Прощай, родич! — сказал Селербэрн. — Да не постигнет тебя моя судьба, да пребудет царство твое в целости и сохранности!

Час был вечерний, и когда они, отъехав с милю, обернулись, то увидели Государя Элессара и его витязей в лучах закатного солнца: червонным золотом сверкали сбруи и пламенела белая мантия Арагорна. Он воздел руку, и ярким прощальным блеском вспыхнул зеленый берилл.

Вслед за излучиной Изена они свернули на запад и выехали через Врата Ристании в Дунланд, на Сирые Равнины. Дунландцы разбегались и прятались при виде эльфов, хотя эльфы сюда забредали редко. Путники же на туземцев внимания не обращали: напасть не осмелятся, а припасов у них было вдосталь. Ехали они снова не спеша, разбивали шатры когда и где вздумается.

На шестой день после разлуки с Арагорном проезжали редколесье у западных подножий Мглистых гор. К закату выехали на опушку и нагнали старика с посохом, в грязновато-белых, не то серых лохмотьях; за ним тащился другой нищеброд, стеная и причитая.

— Да это ты, Саруман! — сказал Гэндальф. — Куда путь держишь?

— Тебе-то что? — отозвался тот. — Хочешь, как прежде, мне указывать, не нарадовался моей беде?

— Ответы сам знаешь, — сказал Гэндальф. — И указывать тебе не хочу, и беде твоей не радуюсь. Близится конец моим заботам: нынче обо всем печется Государь. Дождался бы ты его в Ортханке — изведал бы его мудрость и милосердие.

— Хорошо хоть успел уйти вовремя, — сказал Саруман, — пусть подавится своей мудростью и милосердием. Так и быть, отвечу на твой вопрос: я выбираюсь из его государства.

— И опять ты избрал неверный путь, — заметил Гэндальф. — Эдак ты никуда не выберешься. Значит, помощь нашу ты отвергаешь? Ибо она тебе предлагается.

— Помощь? Мне? — процедил Саруман. — Нет уж, чем так улыбаться, ты лучше скалься. И Владычице я не верю: она всегда ненавидела меня и строила козни тебе на пользу. Да и сейчас, наверно, повела вас этим путем, чтобы полюбоваться на мое Унижение. Знал бы я, что вы за мной гонитесь, не пришлось бы вам злорадствовать.