Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Отчего же тогда британскому отпрыску помогать грязному османцу? — сердито подхватил Скай, подтягивая на плечах рубаху, чувствуя неприятный озноб, и не желая смотреть в лицо британцу, спасшему ему жизнь. Между двумя Империями многие столетия проходила кровопролитная вражда, что никогда не прекращалась из-за повстанческих набегов, которые не могли остановить солдаты османских княжеств, как и нельзя было простить тех душеприказчиков, что забирали в рабство тысячи людей и отправляли работать в нагорные месторождения золота, уничтожая маленькие деревни, расположенные на окраинах, проходящих границ и выжигая дотла зеленые леса. Лишившись многих десятков километров мшистых лесов, Империи приходилось закупать огромными партиями древесину из сумеречной столицы Альбиона. Ночи в пустынях Османской Империи были холодными даже в престольном граде, что уж говорить об отдаленных селениях, окутываемых смерчами и песчаными бурями, где люди умирали от голода и холеры.

— Понимаю твою утвержденную озлобленность, но поверь, что среди британцев много тех, кто уважает и чтит традиции южной столицы. Также как и среди османских солдат встречаются те, кто продает свою гордость и совесть, отрекается от семьи и религии, вступая в ряды британских войск или на попечение в почтенные дома лордов в качестве прислужников. История и политика неоднозначные вещи, не советую такому человеку как ты так быстро принимать одно сторону медали. Поверь, можно захлебнуться от предрассудков и лжи, которую рассказывают в столичных тавернах Альбиона про пустынные земли Османской Империи.

Скай едва вслушивался в его невежественный разговор, выпрямляясь и кладя руку на центр груди, и проходящие жгучие раны возле ребер, погружаясь в воспоминания. Чувство, пронзающего горячего металла сквозь плоть навсегда останутся в его памяти, таким острым и свежим была беспомощность и близость приближающейся смерти, что даже сейчас горло заполняла кровь, и все перед глазами блекло. Он не ощущал своего духа в собственном теле.

— Почему ты мне помогаешь? — вымученно пробормотал Скай, и в оттенке голубого эфира его глаз замерцали лепестки аконита.

— Ах, это, — с вымученной улыбкой произнес юноша, с презрением и силой заворачивая рукава на правой руке, чтобы лучше был видны кровавые рубцы, тянущейся от кисти до локтевого сустава, каждый из которых был проколот золотым украшением, пропитавшиеся чопорно-лиловой кровью. — Видел когда-нибудь подобное? — живо поинтересовался юноша, проводя пальцами по благородному металлу, кончики которых дрожали, словно драгоценный сплав обжигал внутренним жаром. И на его сокровенный вопрос Скай не решался ответить. Кожа возле вставленных квадратных звеньев обуглилась и походила на древесную кору. Такие спиральные украшения, крепящиеся в плоти, считались проклятием, не один уважающий фамильный род османец никогда не станет заключать с кем-либо сделку на крови.

— Еще по прибытии в Шанхай, — продолжал британец свое горькое изречение, — моя дорога была облечена роковой встречей с этой женщиной. И мы заключили тщедушную сделку, но если воспринимал ее как игру, то девушка оказалась более разумной, чем я предполагал изначально. Моя вина заключается в том, что я недооценил ее, и проиграл пари. Теперь же мне не остается ничего другого как подчиниться предписанным заветам на скрижалях, воткнутым в мое тело, как цепные клейма в теле северянина. Если я не исполню обязательств, что начертаны в кромках этих маленьких пластин, моя жизнь оборвется в одночасье. Эти пошивы крепко связаны с моей кровью и нервными окончаниями, ведущими прямо к сердцу.

Скай попытался сдержать накативший к гортани кашель, глубоко вдыхая воздух, в бессознательном движении проводя ладонями по сырому лбу.

— Видимо, лихорадка еще не прошла, — холодно констатировал Александр, громко откусывая хрустящее шоколадное печенье с полными черными ягодами изюма и слизывая с пальцев крошки, неотрывно смотря, как вскипает жар в теле молодого человека. — Хотя девушка всю ночь провела возле твоей постели, бережно стирая с тебя пот, в надежде хоть немного сократить твои страдания, температура не спадала. Черные лезвия, которыми тебя пронзили, были пропитаны сильным ядом, — он поднес к лицу голубую чашу, делая небольшой глоток. — Организму требуется не меньше недели, чтобы начать сопротивление, а ты смог прийти в себя уже так скоро. Значит у тебя настоящий потенциал к смертельным ядам. Должно быть в Османской Империи знатные лекари и преподаватели, раз смогли достичь таких славных высот от столь молодого ученика.

Скай никак не мог отдышаться, когда почувствовал на запястье ледяное прикосновение жестких и сильных пальцев. Он удивленно поднял голову, увидев неприкаянные сумеречные глаза, в которых плыла вереница туманов, рассеивающихся в ночи по глухим к жалостливым мольбам чащобам.

— Я потратил достаточно много времени, чтобы излечить твои раны, поэтому лучше тебе не вставать с постели какое-то время, и сделать мне и этой девушки одолжение — вести себя спокойно, иначе все будет напрасно, и яд в твоем теле продолжит распространяться, — жестко шептал юноша в лицо. И отчего-то он непроизвольно ощутил на себе давление власти. Скай немало удивляло, насколько сильными были его руки, как горяча была кожа и студены глубокие глаза. Он коротко кивнул в согласии, все еще удерживая одну из рук на ране.

— Где я? — вместо этого спросил он, продолжая изучать странную комнату, мысленно подмечая про себя все предметы интерьера и стараясь уловить смысл, изображенных на рванных и пожелтевших листах схем и символов.

Юноша ответил не сразу, устало усаживаясь на широкую кровать у его ног, и глубоко вздыхая, слегка морщиня лоб.

— Ты помнишь, что произошло прошлой ночью, османец? Ты сражался с одним из детей полуночи, а, возможно, что и с одним из чистокровных. Я выпустил стрелу, омытую святой водой с другой части моста, а мои механические волки вытащили из-под огня тебя и того человека, что был с тобой в ту ночь.

— Фраус, — дрожащим от напряжения голосом выговорил он, приподнимаясь на локтях и припадая головой к спинке высокой кровати, успокаивая сердечный ритм от вспыхнувших в нем страшных воспоминаний, не осознавая, сколь тяжелым стало тело, и от изнеможения закрывая глаза. Он боялся делать вдох, потому что сквозняки, врывающиеся в незнакомые апартаменты, доносили до него горечь и утрату жизни, скорбь рвущихся на части сердец, запах смерти, пришедшей к порогу домов, а еще потому, что не имел права больше на дыхание. Какой невыносимый груз ответственности — продолжать жить, зная, что не сумел спасти невинных, понимать, что были силы, чтобы спасти многих, как и была слабость, чтобы не спасти ни одного. Он стиснул кулаки так, словно пытался хваткой сорвать с костей и мышц кожу, желая прочувствовать вновь всю силу враждебной энергии сумрака, ощущать, как кипящие камни выплавляли на нем слова позора и презрения. Как ужасающе осознавать свою бесполезность, неспособность предотвратить смерть, забравшую столько счастья. Его всю жизнь готовили к тому, чтобы защищать. Почему же теперь, когда у него была сила, он не смог никому помочь?