Алексей Изверин - Империя (СИ)

— Что встал, кочет? — Зарычал я на Шестого. — Ну-ка, делай как я! Копье-то есть?

— Что? — Ошарашено оглянулся на меня парень. — Откуда они тут, семья? Вчера же лес проверили, только были…

Тот, кто у меня слева стоял — валялся на коленях, грудью на земле, бросив и лук, и копье, и мерно завывал, задавая ритм ударами кулаков. Простая домотканая рубашка, пропитанная потом, плотно облепила его спину. Мокрые светлые волосы напоминали грязные сосульки.

Отдельные слова были понятны.

— Хайст… Милостивый… Спаси… — И все это вперемешку с низким воем. Спина дрожала, как тростник.

Оглядевшись, я заметил, что это не один такой. Несколько человек, по крайней мере пятеро, стояли смирно и не делали никакой попытки спастись. Кабанов вокруг них видно не было…

— Заткни пасть! — Рявкнул я во всю мощь легких, подкрепленных трехлетней строевой подготовкой. Никакого эффекта. Человек чуть вздрогнул, но все равно продолжил сове занятие…

— Вот же мать твою так… — Один из кабанов, самый большой, неторопливо рысил к нам. Стрелы в его холке выпали, среди жесткой щетинистой шерсти даже ранок не видно, на ляжке осталась глубокая полоса от топора, а глазки смотрели на нас… Как? Вот как я бы, сытый до отвала, смотрел на последний бутерброд. Вроде есть и не хочется, а все же надо! Чтобы кусков на тарелке не оставлять.

Дротики только разозлят. Надо копье, черт возьми! Обязательно надо копьем…

Ага, вон, один попробовал. Обломок копья еще торчал в груди кабана, но вот только не заметно, что он особо на это внимания обращал.

Перекладина была слишком близко, что ли? До сердца не достал? А мне что делать-то, я лишь приблизительно представляю, где у этой груды мяса сердце. А удержать на расстоянии не получится…

Глаза боятся, а руки делают. Пока я так рассуждал, руки мои сами уперли копье в землю. Нога наступила на черен, вдавливая его во влажную от крови почву — чтобы образовалась ямка, чтобы не выскочил, а чтобы вошел ровно, как по ниточке.

Шестой рядом со мной явственно всхлипнул.

— Не хочу… Хайст…

— Готовься, кочет. — Тихо сказал я. Сказал мерзко, очень нехорошо — только бы этот тип не вздумал сбежать или вот так же хлопнутся на колени. — Готовься, тварь. Сейчас мы умирать будем. Готовься.

Кабан неторопливо рысил — все ближе и ближе.

Ну, падла, сейчас кому-то будет плохо.

Шестой рядом со мной взвесил топор, и пригнулся, уперся в землю так же, как и мое копье.

— Как только до перекладины дойдет! — Зашипел на него я. — И бей один раз, на второй уже не хватит, понял?

В глазах шестого мелькнуло понимание.

— Давай… — Я не договорил. Вожак мимоходом, походя, нюхнул воздух. Потом остановился около молящегося охотника… Я ожидал, что это произойдет, но все равно оказался не готов. Да и кто бы к ТАКОМУ готов-то?

Все я видел отчетливо, только вот разум все равно отказался воспринимать такую картину. Выпрямившийся человек, дикий взгляд на застывшую рядом воплощенную смерть. Распахнутая пасть. Хруст, какой-то влажный и мокрый, как чавканье. Дикий вопль, сразу же оборвавшийся… И кровь, кровь… И еще человек, у которого отсутствовали плечо и половина печени.

Я даже не понял, что делаю. Копье покинуло мои руки, а оба дротика отправились в цель почти одновременно. Вожак получил неплохое дополнение к обеду. Я бросал со всей дури, так, как мог, как никогда не бросал.

Голова зверя, глубоко вросшая в грудь, мотнулась. Фонтан крови исторгся откуда-то изнутри, пасть рефлекторно сомкнулась, но не до конца. Дротики мешали.

— Получи, падла. — Русские слова дико и жестко прозвучали тут. Я запоздало подумал — жаль, что не в глаз, так бы точнее было.

Копье словно само прыгнуло мне в руку.

Кабан еще раз мотнул башкой, на этот раз осознанно, и зашипел. Еще один фонтан крови, поделенной на мелкие капельки, оросил траву.

Я еще раз пожалел, что не попал в глаз. Как бы эта тварь тогда пошипела-то, а… Издохла сразу.

Кабан единым движением сорвался вперед. Мне показалось, что это лавина сходит с гор, истомленная солнцем и долгим ожиданием вековых снегов.

Я сразу понял, что мне надо делать. Это было быстро, и четко, как удар молнии с весеннего неба.

Черен копья глубоко вошел в землю, когда на него навалилась здоровенная туша. Я увидел красные глазки, и не ощутил в них ничего — ни ненависти, ни злости, ни ярости. Просто зверь, просто глаза, просто он не понимал, что за острая колючка уперлась ему в грудь и с треском выгибается перед его мордой…

Миг потек, как патока, моя рука скользнула по древку выше, а вторая оторвалась, раскрылась в ладонь… И время ринулось вперед вместе с ней, оглушающим ревом зверя и каплями пота у меня на лице, которые скользнули вниз и по губам безвкусными каплями. Я еще успел удивиться, почему пот не соленый, а такой безвкусный, такой никакой…

Я ударил ладонью по изогнувшемуся древку, выпрямляя выгнувшееся копье, и навалиться на него всем своим весом и всеми своими мышцами, и всем тем, что есть во мне. Выручай, Капелла, жми меня к себе, чтобы не швырнуло меня вверх эта зверюга, и я…

Сбоку мелькнул смазанный блеск топора шестого.

— Ааааана! — Сильный, такой же сильный удар, как и я, разрубил позвоночник твари. Шестой отскочил назад, снова изготовил топор.

Но правки не требовалось.

Кабан стал заваливаться набок, выворачивая у меня из рук древко. Удержать я не смог, отпустил. Бурая кровь уже растеклась в небольшое озерце, сколько же крови в этой твари? И вся ли кровь — его?

— Он мертв! — Я почувствовал, что меня кто-то тянет за рукав. Шестой. — Он мертв, пошли отсюда!

— Вокруг еще есть другие. — Сказал я. Нечего было и пытаться выдернуть копье, наполовину засевшее в мышцах и плоти твари, просто сломаешь. Дротики тоже пропали, но вокруг оружия было достаточно.

— Следующему подрубаем ноги. — Я примерялся к тяжелому длинному копью, которым раньше орудовал Третий охотник. При желании длинным металлическим наконечником можно было бы рубить, правда, не очень хорошо, слишком уж он тонкий, ну да ладно. Если опять так же упереть, а Шестой рубанет, то тогда…

Однако больше никого нам прикончить не удалось. Серые валуны спин мелькали далеко на равнине, их окружали валуны поменьше, как стадо мамонтов, только стократ опаснее. Вслед им бессильно смотрели охотники, сжимая свое бесполезное оружие.

Кабаны ушли, прорвали небрежно неровную цепь охотников, оставив после себя с десяток убитых, да двоих покалеченных.

Кровь. Зеленая трава под ногами превратилось в бурое осклизлое месиво, смешанная отчаянно упираемыми в землю подошвами грубых деревенских сандалий.

Тут и охоте конец.

Кабанья семья выдавила всю живность из лесу, а кого не выдавила, то распугала по радиусу. Никого сейчас не поймать.