Александр Курников - Дождливая осень

— Но выше они не смогут поднять плотину?

— Нет, ваша милость, та насыпь, что перекрывает старое русло Гиды, этого не позволит, вода перехлестнёт через неё.

— Это уже не плохо.

— Что не плохо господин барон?! — Снова встрял Вурно. — Они на две трети понизили высоту наших стен, и теперь я не поверю, что они не собирались нас штурмовать. Каких-то три стама, переплюнуть можно, а когда они возьмут Мегид, то просто спустят воду и всё! Крепость их!

— Спустить воду. — Задумался на секунду Сигутеп. — А что, это идея. Ликан, они кого-то оставили охранять дамбу?

— Да ваша милость и, похоже, это как раз те люди, с которыми мы дрались в Бреги, я узнал их сотника, это Бес.

— Интересно. Много их там?

— Где-то около сотни возле шлюзов и до полусотни у насыпи, что на стром русле.

— Всего?

— Да ваша милость.

- Это странно Ликан, у Беса, по моим подсчётам, должно было быть сотен пять бойцов.

— Остальные где-нибудь в другом месте, потому что там больше воинов нет.

— Вышли ещё разведчиков, пусть обшарят все берега, но найдут мне наёмников.

— Понял…

— Это не всё. Сам возьми двести бойцов, окружи тех, что засели на старом русле и перебей их всех до единого, а затем разрушь насыпь. Я думаю при таком количестве воды это не составит труда.

— У нас всего три лодки ваша милость, больше шести десятков мы за раз не перевезём.

— Значит, сделаешь несколько ходок! Насыпь должна быть разрушена как можно скорее. Боюсь прав наш капитан, — глянул он в сторону Вурно — штурм вот-вот начнётся.

Наска расположила свой отряд за насыпью, что бы огни костров не заметили из крепости. Люди после тяжёлой работы отдыхали, варили похлёбку в котлах, дремали. Дымок от костров из-за дождя стелился по земле и, опускаясь в низину, смешивался там с туманом. Солнце почти село.

— Дозорных выставил? — Спросила Наска у Гирдана устало присев на бревно.

— Только что ходил, проверял, пока всё тихо. Скоро наши начнут? А то вода уже совсем близко.

— Должно быть ближе к полуночи, а где Золотой?

— У Банарда остался.

— Понятно. — Наска встала, огляделась и решила снова подняться наверх насыпи. Её сильно удивляло, что на этом огромном валу ничего кроме редкой травы не росло, она ковырнула пяткой землю, так и есть, под тонким слоем наносной земли была глина. — Понятно. — Она посмотрела на далёкие огоньки крепости, на озеро туман опустится ближе к утру, вот бы когда начать штурм. Наска заметила двух бойцов у края насыпи возле кустов. Дозор. — Цыба?

— Я. — Отозвался наёмник.

— Смотри в оба. — Она глянула на затянутое тучами почти уже ночное небо и, развернувшись, направилась в другую сторону.

— Да уж понятно. — Отозвался дозорный и снова улёгся под кустом. Как только сотница отошла, из-под деревьев к наёмникам метнулось несколько теней.

Воины Сигутепа скатились с насыпи совсем неожиданно, буквально за секунды до их появления с левого края насыпи кто-то проорал «тревога», но крик тут же оборвался. Вольные повскакали с земли, на мгновение застыли, и буквально в паре десятков шагов от себя увидели вражеских дружинников.

— В строй! — Закричал Гирдан, но было поздно.

На небе так грянуло, что многим показалось, будто закачалась земля, и тут же рванул ливень, да такой силы, что в стаме ничего не было видно.

Дружинники Сигутепа с разгону опрокинули наёмников и начали их сечь, лишь несколько человек смогло устоять под их натиском, к ним присоединились те, кто выжил в первую минуту боя. Сражение разбилось на несколько очагов, но если дерутся трое против семи, или пятеро против двенадцати, то исход всегда один.

Ливень быстро смочил почву, а сапоги бойцов содрали её ещё быстрей, обнажив скользкую глину. На склоне, где происходило сражение, не то, что драться, стоять стало не возможно, но люди дрались стоя на коленях, впившись руками в холодную глину.

Одну кучку сопротивлявшихся возглавил Гирдан, он вбил пятку глубоко в глину и, упорно сражаясь, потихоньку перемалывал баронских дружинников, видя это, к нему начали пробиваться остальные наёмники. Бой шёл уже минут десять, воины падали, поднимались, нанести хороший удар на таком глиняном катке удавалось редко, бойцы просто вцеплялись друг в друга мёртвой хваткой, кололи кинжалами, засапожниками и, не разжав смертельных объятий, умирали.

Полусотник, перекинув через себя сильно разогнавшегося дружинника, распрямился и огляделся. Позади него, стоя на скользком склоне, билось всего восемь человек, а врагов было гораздо больше, да и с левого фланга замаячили тени ещё одного вражеского отряда.

— Отходим! — Прокричал Гирдан, сшибив ещё одного дружинника. — Где Наска!? — Спросил он у Журавля, долговязого десятника, что бился по правую руку от него.

— Перед самым нападением туда ушла! — Кивнул тот на холм, откуда лезли дружинники.

— Эх ма! Отводи парней, я следом. — Десятник снова кивнул и, подсунув под задницу щит, съехал на нём как на санках. Бойцы Сигутепа, ежесекундно оскальзываясь на глине, падая и матерясь, бросились в погоню. Гирдан остался стоять на своём пятачке.

Но внизу наёмникам не повезло, там они напоролись на ещё один отряд Сигутепа, который до поры скрывался в кустах на дне лощины. Кто-то из вольных бойцов сразу бросился бежать, кто-то, прижавшись к спине друга, решил биться, но ни тем, ни другим прорваться не удалось, пали все, до единого. Дождь умывал их перепачканные глиной лица, смывал кровь, очищал смертельные раны, а потом он неожиданно утих, как бы осознав всю бесполезность своего занятия. Из лощины снова начал наползать туман.

— Потери? — Спросил Ликан у подошедшего бойца.

— Пока что около сорока, чёртова глина. — Стряхивая её с разбухших от влаги сапог, проворчал дружинник. — Надо было их в стрелы.

— В дождь?

— Ничего, арбалеты бы справились.

— Не ворчи Дирмей, лучше за дело принимайся. — Дружинник спросил.

— Откуда начнём?

— Да вот прямо отсюда. — Топнул ногой сотник. — Копайте ров в рост человека и шириной в два стама, а когда до озера останется стама полтора, прокопайте канаву и запустите воду. Остальное, я думаю, она сама доделает. А я пока доложу барону.

Ливень застал Золотого на полдороги от Банарда к Наске. Он спрятался под разлапистую ёлку, нагрёб под себя побольше осыпавшейся хвои и решил вздремнуть, но что-то не спалось. Тогда он достал трубку, набил её душистым табаком и, закурив, задумчиво уставился на тёмные иголки. Запахло смолой, табаком и сырым лесом. Дождь изо всех сил лупил по пушистым лапам лесных красавиц, а ветер трепал их за верхушки как будто они в чём-то провинились, но оба они, ничего не добившись, довольно быстро убрались куда подальше. Марудль встал, отряхнул хебело и вылез из своего укрытия, по тропинке, идущей вдоль берега, кто-то ковылял.