Александр Курников - Дождливая осень

Визига тем временем велел растянуться своим бойцам в цепь и ползком двинуться к цели.

В лесу, на той стороне насыпи, началась нешуточная сеча. В темноте, где с трудом можно было разобрать, где свой, где чужой, рубились дружинники и вольные бойцы. На стороне наёмников была внезапность, но свалить разом сорок опытных бойцов, даже им было не под силу. Бой был тяжёлым и несколько человек барона сумели прорваться обратно к насыпи, что бы предупредить своих о засаде, но опоздали.

Визига поднял своих парней в каком-нибудь десятке шагов ото рва и, на ничего не подозревающих дружинников обрушился град стрел и копий.

— В ров не соваться! — Орал сотник. — Не дай им выбраться! — Стрела за стрелой оправлялись в людей, копошащихся на дне вырытой ими ямы. Гибли дружинники, но гибли и вольные, бойцов барона было раза в два больше и, не те это были люди, что бы расставаться с оружием во время работы. Прикрываясь щитами, они выскакивали из ямы, сцеплялись с наёмниками и, падали, утаскивая их с собой. Местами дружинникам даже удалось отогнать наёмников ото рва и, перейти в наступление, но ударивший с тыла Банард уровнял шансы.

Бой затягивался, силы покидали воинов, порой, сцепившиеся бойцы, тяжело дыша, могли лишь злобно сверлить глазами друг друга, на удар сил просто не оставалось. Кто-то кому-то должен был уступить, но одним не позволяла гордость, а вторым честь и, тогда природа сама решила исход боя. Высоко поднявшаяся вода озера напитала собой верхние слои глины насыпи и они, под своей тяжестью осели на его дно, сделав насыпь тоньше и в ров начала потихоньку проникать вода. Сначала это были лишь несколько тонких струек, на которые из-за дождя никто не обратил внимания, но когда по глади озера разлетелся жуткий и непонятный стон, все замерли, и те, кто сражался в крепости, и те, кого покидали последние силы на насыпи. Вода, разорвав последнюю препону, хлынула в ров таким мощным потоком, что вынесла оттуда и живых, и мёртвых. С каждой секундой поток становился всё сильнее, ров превратился в широкую протоку, где никто уже не мог сражаться. Чудом оставшиеся в живых наёмники и дружина, молча, разошлись, их осталось так мало, что драться дальше просто не имело смысла.

Через какое-то время к бывшей насыпи принесло длинный плот, по которому в панике бегали люди. Перед протокой его развернуло боком, разорвало на две части и эти части опрокинуло друг на друга, потом снова сложило и, на месте насыпи образовалась немыслимая мешанина из брёвен связанных верёвками.

Когда по озеру пронёсся непонятный гул, на стенах Мегида бой на секунду замерли и многие к своему ужасу заметили, что вода как-то двинулась и пошла в сторону старого русла, прихватив с собой один из плотов вольных бойцов, не успевших закрепиться у стен.

— Поздно, сукины дети, что же так поздно. — Почти простонал Сигутеп и со всей силы шарахнул кулаком по зубцу башни. Две трети крепости уже были заняты наёмниками и лишь Хомрак, мёртвой хваткой вцепившись в восточный бастион, из последних сил удерживал их напор. — Ликан! В лодки!

— Но, ваша милость…

— В лодки, я сказал!

— Мы не сможем выгрести! — Прокричал сотник, ток воды за стенами всё усиливался и подхваченный им плот с наёмниками, закружило так, что с него начали падать люди.

— Чтоб вам всем сдохнуть крысы продажные. — Прошипел барон и, схватив одной рукой Ликана за грудки, притянул его к себе. — Сейчас мы идём к Хомраку, садимся в лодки и уплываем из крепости, понял?

— Мы…, можем разбиться.

— Можем, — спокойно кивнул барон — но я лучше сдохну чем попаду в лапы к этим шакалам.

— Мы можем договориться….

— Э-э нет сотник, договариваются равные по силе противники, а не победители с побеждёнными. В нашем случае я должен буду принять любые условия капитуляции и, навсегда прослыть тем, кто по договору сдал Мегид, лучшую крепость этой марвеллы. — Он отпустил Ликана, вернее оттолкнул его. — Готовь людей сотник. — Ликан одёрнул доспех и прошептал, «а так ты его не сдал, да?»

Три лодки загруженные бойцами под завязку, отвалили от стен крепости через десять минут, а через двенадцать их уже не было видно, предрассветный сумрак и неистовый поток поглотил их.

Глава 7.

Фотий оторвал голову от тюка с сеном, заменяющим подушку и, хотел рывком сесть, но резь в животе дикой болью сковала всё его тело, полностью обездвижив его. Он вцепился взглядом в какую-то незначительную деталь на стропиле, как бы стараясь, глядя на неё, утвердиться в этом мире, и не дать сознанию снова окунуться в чёрный омут липкого беспамятства. С минуту он не мог не то что пошевелиться, даже выдохнуть не получалось, но чем злее становился его взгляд устремлённый к какой-то ржавой скобе на балках, тем больше прояснялось сознание и отступала боль. «Я встану. Врёшь, не для этого я столько вынес, что бы лежать сейчас размазанным плевком чёрт его знает где». Наконец он выдохнул и откинулся на тюк. «Отсутствие боли — уже благо». Вспомнил он слова монаха из храма скорбящих разумом, и уже готов был с ним согласиться, как на ум пришла другая фраза, которую он, будучи ещё совсем сопливым новобранцем, слышал по сто раз на дню от своего сержанта. «Больно падла!? Радуйся, значит ещё жив и можешь драться!». После чего следовал хороший пинок или удар палкой по рёбрам. Фотию даже на секунду показалось, что сейчас он откроет глаза и увидит эту ненавистную рожу, которую в юности так мечтал своротить на бок. Но пронесло. «Рожа», что нависла над ним, когда он таки разлепил глаза, была совсем не лишена привлекательности. Рыжие кудряшки, вздёрнутый носик и хитрющие зелёные глаза, никак не могли принадлежать вечно орущей харе первого наставника. Наверное, лицо Фотия выразило крайнюю степень удивления, потому что ещё секунду назад серьёзная мордашка девушки вдруг осветилась улыбкой.

— Судя по твоему охреневшему виду, ты слегка удивлён. Неужели первый раз в жизни бабу увидел? — Весело спросила она и, сжав в кулаке тряпку, накапала ему в раскрытый рот несколько капель воды. Фотий с трудом сглотнул.

— Ещё. — Просипел он.

— Ага, сейчас. Тебя бро, один единственный глоток может на тот свет отправить. Дырка в животе, это тебе не карт изюму, Баха вообще думал, что ты загнёшься.

— Но тот парень….

— Шкирда что ли? Он тебе, небось ещё и сыном лекаря назвался? — Фотий кивнул. — Коновал его батя был, причём в прямом смысле этого слова. — Девушка тряхнула кудрями и невесело рассмеялась. — Наверно и ободрал тебя как липку? — Фотий шевельнул рукой и закрыл глаза. — Ну конечно не без этого. Да ты не переживай полковник, мы хоть люди и бедные, но честные, твоего добра не тронули. Ты только одно скажи, ним с Бахой стоит клоаки опасаться? А то, знаешь ли, как-то не хочется кишки за собой по полу волочь.