Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый

— Что еще за вервуд? — спросил я, а затем вдруг понял, что смотрю Пармалесу прямо в глаза, не сгибаясь. Радости не было предела! Царь снисходительно ответил:

— Дитя Лесного Моря пробудилось от того, что здесь пролилась кровь всех четырех народов Леса. Вервуд поднимется из колыбели через три часа и будет искать того, кто пролил эту кровь.

— В смысле… — протянул я. — Хана нагам, что ли?

— Не хана, конечно, — пожал плечами Пармалес. — Но пустыня окрасится кровью. И никакие эльфы не помогут хвостатым отразить нападение вервуда на их империю. Вервуд — это стихия во плоти.

— А что у меня за облик-то был? — спохватился я.

— Твой второй фурраж, парень. Ты настоящий черный моркот. — В голосе Пармалеса проскользнула гордость. — У каждого из нас три облика, три этапа взросления. Твой первый облик, самый простой, обиходный — он у тебя сейчас. И у меня тоже. Свой второй облик ты уже увидел. Мой третий ты тоже видел, там. Какой третий будет у тебя, я не знаю. Но своего второго не покажу, хоть тресни.

— Сестра, — настойчиво сказала Олькаран. — Нам надо выбирать! Вервуд просыпается! Его надо успокоить!

— Выбирать надо Террору, — устало ответила Кейанэ. — Или его друзья, а также море крови и война на половину континента. Или мир, но тогда его друзья умрут.

Взгляды всех, кто был в зале, скрестились на мне. А я что? Я ничего… Захотелось куда-нибудь спрятаться и крепко зажмуриться. Вашу мать! Разве тут есть выбор? Кучу дров вам в коромысло!

Я широко улыбнулся и сказал:

— Вы все забыли, как меня зовут. Наги пролили кровь моих спутников. Изъятые ждут справедливости. Так пусть и наги, и эльфы начинают трястись от страха. К ним скоро придет террор.

Кейанэ в ужасе зажала себе рот ладошкой, Халайра засмеялась, а Клэв зашипела от боли, дернувшись при моих последних словах. В серых бельмах глаз Увиарта на миг вспыхнула радость. Олькаран и Аскалай сдержанно заулыбались. Все-таки они были родителями Лесного Моря, и беспредел, устроенный нагами, им был не по нраву. Я посмотрел в глаза туру, спрашивая о его решении. Горотур ухмыльнулся и гулко треснул себя кулаком по широкой груди. А Пармалес вдруг задумчиво спросил:

— Ну, это все понятно… Вопрос в том, Террор, с кем ты готов… э-э-э… ну, ты понял… чтобы притянуть нужную энергию и вылечить своих друзей? Кого выберешь из всех нас?

Что называется, не в хвост, а в тыл! От такой перспективы я даже как-то вспотел. Пармалес заметил мою реакцию и сказал:

— Это надо сделать, Террор. Наделить энергией ты сможешь только того, в кого решишь излить свою силу. И только по собственному желанию.

Кейанэ добавила, глядя на раненых:

— Выбор невелик на самом деле. Кто из нас может лечить, тому и надо передать силу. А кто здесь, кроме меня, способен лечить?

Вот тут мне поплохело по-настоящему. Я ни разу в жизни не спал с богиней… Кажется, придется испытать на собственной шкуре проклятую беспомощность! Халайра с большим сомнением в голосе сказала, взяв за руку царя моркотов:

— Я тоже могу лечить, но… Да вы посмотрите только на Террора.

Ситуация оказалась патовой. Я чуть ли не с мольбой уставился на тура. Рогатый же почему-то мечтательно улыбнулся, демонстративно потянулся до хруста во всем мощном теле и насмешливо сказал, глядя на Кейанэ:

— Да простят меня силы мира, что-то вы чушь городите, полубоги.

Золотая морра большими глазами уставилась на тура, а ее родня словно окаменела. Рогатый продолжил:

— Вы ведь можете черпать силу прямо из океана энергии без всяких посредников, если мне память не изменяет. Да, да, и не смотрите на меня так. Все равно шкуру не продырявите. Силенок маловато.

Олькаран, Увиарт и Аскалай одновременно поскучнели и попытались сделать вид, что их тут не стояло. Горотур улыбнулся совсем широко и сказал:

— Моя сильный, да. Но моя еще и умный, ага… А теперь рассказывайте, чего ради вам так приспичило заставить парнишку сделать выбор, которого у него на самом деле здесь нет.

Я таращился на рогатого в полной прострации. Метаморфоза, происшедшая с обычно немногословным угловатым воином, вогнала меня в ступор. Особенно же зацепили его слова о способностях этой четверки. Пармалес и Халайра были озадачены не меньше. Кейанэ настороженно отступила на шаг назад и спросила:

— Разве ты посвященный даявэл? Ты же в рогатой фурре?!

— Ты забыла, что мы, пастыри неба, обладаем нужными знаниями от рождения. — За спиной тура словно включился прожектор. Белое сияние ослепило меня, оставив в глазах черный силуэт рогатого. Горотур продолжил: — И очень уж вы, полубоги, верите во всякие там фурры и фурражи. Пятеро Сил нашего мира наделили народы ипостасями не для того, чтобы ограничить нас в наших возможностях, а лишь ради того, чтобы продлить наш век. Так зачем вам выбор хайверса? Пармалеса и Халайру он не выберет, меня… Тоже без вопросов, он у нас по женщинам. Значит, одного из двух родителей Леса… Не зря же один из братьев вдруг стал эльфиечкой. И кто же из вас вознамерился стать шестой силой Лахлана? Уж не Аскалай ли, готовое ради Леса умертвить весь остальной мир? Или Олькаран, заигравшийся чужими судьбами? А может, это сам Увиарт, пожиратель глубинной сути? Или ты, великая Кейанэ?

Сияние плавило темный силуэт, смывая волнами света лишние пропорции. И то, во что превращался рогатый, заставило меня оцепенеть. Новый облик тура пока не был виден, но по контуру он очень мне кого-то напомнил. Менялся и голос тура, от хрипловатого глухого баса к красивому бархатному тенору, больше свойственному юноше, чем амбалу с двумя секирами:

— Я жду ответа на свой вопрос, полубоги.

И свечение за спиной тура схлынуло, оставив резь в полуослепших глазах. В этот момент я услышал веселый смех своего двойника. Пармалес почти задохнулся от хохота, заработав несколько сильных хлопков по спине от озадаченной сестры, приговаривавшей:

— Хватит ржать! Объясни, что такое?!

— Шутка затянулась, — холодом прозвучал голос Увиарта. — Мы уходим, сестра.

Четыре тени скользнули на грани видимости, заставив мои глаза плакать еще сильнее. Усиленно протерев веки в попытке справиться с влагой, я спросил, перестав что-либо понимать:

— Что происходит?

— Это что, я еще жив, что ли? — Характерные мурлыкающие обертоны в раздавшемся голосе бросили меня в озноб.

Он же валялся под стеной, пробитый алебардой насквозь! Но это действительно был харрами собственной персоной. Наконец глаза перестали слезиться, и я осмотрелся. Все четыре бога Лесного Моря благополучно пропали, а мои спутники приходили в себя, словно и не было в тронном зале бойни и не валялись они тушками по углам. Клэв как-то очень уж нервно теребила Гасту, щупавшую свою грудь неверными движениями рук. Кевианзия выпученными глазами смотрела в никуда, судорожно вцепившись обеими лапками в дубину. Харрами подозрительно переводил настороженный взгляд с меня на Пармалеса и обратно, соображая что-то в ушастой голове.