Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый

— Добавлю еще кое-что. Выслушай внимательно, Террор Черный, или Сахарок… Или Сладкий Террор? Успел же ты себе репутацию заработать, моркот-анкх. Пять сил нашего мира воплощены в небесной радуге, которая появляется в небе после дождя, и не только. Пять богов связаны с миром через две любви, через основу любого мира. Это любовь детей к родителям, отцов и матерей к детям. Это молодость красная и обжигающая. Вторая любовь — это сила единения двух вроде бы чужих душ, сила любви двух половинок, обретших себя. Та сила, что заставляет две души слиться воедино. Всепоглощающая фиолетовая страсть. Две любви, как два крыла, несут в себе пять сил мира. Оранжевый Ливиц, Бог Света и Стабильности. Желтый Хтон, Бог Огня и Хаоса. Зеленая Суинаска, Богиня Пустоты и Сущего. Голубой Медос, Бог Холода и Покоя. Синий Хтолим, Бог Тьмы и Свершений. Теперь ты знаешь все, что надо знать жителю Лахлана, побывавшему в Толлане.

Никогда не думал, что офигение бывает таким тяжелым. Откровения Халайры загрузили мой несчастный мозг не хуже ddos-атаки. Это что же получается, нас с сыном в реальность вернул не кто иной, как Хтолим, Владыка Тьмы, чьим аватаром является Увиарт, папаша уничтоженных драконов? Значит, драконы — дети Тьмы и Пустоты? Или Тьмы и Сущего? От размышлений меня отвлек Пармалес: его уже в который раз тревожила знаками Клэв:

— Брат, вернись к нам. Тут один наг требует твоего внимания.

Наг… Какой еще наг? Я тряхнул головой и осмотрелся. Точно же! Один из напавших на нас змеелюдей остался жив благодаря стараниям охотницы. Сине-серебристый наг в человеческой части обладал нехилой мускулатурой, но это не помогло ему разорвать волшебные путы. Только струйки крови кое-где побежали по светлой коже. Стоило мне остановиться возле нага — тот перестал ерзать и надменно посмотрел сквозь серебристые с просинью пряди длинных волос. Горд и надменен, понял я. А значит — слаб и напуган.

— Назови себя.

Первый мой вопрос наг оставил без ответа, чего и стоило ожидать. Я усмехнулся и сказал:

— Так и быть, буду звать тебя Немо.

Змеечеловек дернулся в новой попытке разорвать незримую сеть, но лишь добавил себе ран. Клэв и подошедший Пармалес в один голос рассмеялись, на что я недовольно спросил:

— Чего тут смешного?

— Nieemo на их языке означает «червяк», — добродушно пояснил Горотур, присоединившийся к теплой компании.

— В моем мире это всего лишь означает «никто», — проворчал я.

Пармалес посерьезнел и сказал:

— Это еще хуже для него. Haashish, или «никто», среди его народа зовутся безумные новорожденные дети, которые не отвечают за свои поступки. Сказать такое взрослому нагу — унизить его до глубины души. Каждый из них гордится своими воинскими достижениями.

Император Лесного Моря небрежно ткнул ногой в пояс нагу, где красовался широкий ремень с какими-то узорами:

— Это его подвиги. Назвав этого воина «никто», ты дал ему понять, что все эти подвиги совершил не он, а другой. Ты назвал его лжецом, ребенком, зародышем.

Наг зашипел и почти выплюнул слова:

— Мерзкий гехай, ты еще попадешь мне в руки! Вот тогда ты и узнаешь, как рвется мягкое мясо нежного лесного моркота от мужской силы могучего пустынного змея!

Вместе со смыслом его речей ко мне пришло звенящее бешенство, замешанное на усталости и разочаровании. Я склонился к лицу нага и сказал:

— Что же вы все такие озабоченные? Словно звереныши, которые только и знают, что устанавливать свою власть. Подавил — подчинил… Только и слышно: «Ты мой, подчиню, мой, мой…» Хочешь, открою секрет, хвостатый?

При этих словах мой собственный пушистый черный хвост сердито хлестнул по ногам, а наг отшатнулся, недоуменно морща лоб. Я оскалился и продолжил:

— Давно хочу содрать шкуру с такого, как ты, и посмотреть, где же у вас задница. А знаешь, зачем?

Я почти прижался губами к его уху:

— Чтобы воткнуть сучковатую палку и пропихивать ее до тех пор, пока она не вылезет из глотки… А потом можно зажарить, как на вертеле. Говорят, змеиное мясо обладает неплохим вкусом.

Что-то в моих интонациях не понравилось нагу настолько, что его едва не стошнило. Я отодвинулся от змеечеловека и спросил:

— Ты хочешь себе такой судьбы?

— Нет, — прошептал наг.

— Не слышу. — Мое дыхание стало каким-то очень уж тяжелым, а ярость рвалась наружу, напрягая остатки самообладания.

— Нет! — почти крикнул наг, испуганно глядя на меня.

— Тогда назови себя, шкура ты для сапог! — почти рявкнул я.

— Хашшан Ссавах, — выдавил из себя наг. — Взводный пятой когорты второго пустынного легиона.

— Видишь, как все просто. — Мое бешенство слегка отступило, настороженно принюхиваясь к жизни. — И небо не рухнуло, и дождь не прекратился. Второй вопрос. Что привело вас на Зеленый Пик?

— Солнечная Змея указала императору место, где можно будет найти сильнейшего гехая. — Наг отвел взгляд. — Она не сказала, что мы наткнемся на ренгехая.

— Вы посмели поднять руку на брата императора Лесного Моря. Откуда такая самоуверенность? — холодно спросил Пармалес, вмешиваясь в допрос.

— Мы не знали, что ренгехай приходится братом императору… — неуверенно ответил наг. — Мы вообще не знали, что у Лесного Моря снова есть император.

— Кто такая Солнечная Змея? — спросил я.

— Верховная жрица Солнца в Благословенной Империи пустынных змей, правая рука императора. — Наг совсем поник.

— Вас подставили, парень, — равнодушно встрял еще и Горотур, вызвав мой недовольный взгляд. — Такая сильная волшебница не могла не знать, что в мире все сильно поменялось.

— И здесь нет ни гехаев, ни ренгехаев, — с кривой ухмылкой добавил я, уловив мысль Горотура. — Думаю, ты не ответишь мне, зачем Солнечной Змее власть над императором…

Наг расширившимися глазами уставился на меня.

— Видишь ли, взводный… Догадаться легко. Ренгехай просто забирают силу, я же… Я — хайверс. Привели бы вы меня к императору — он бы попытался меня подавить и подчинить… И где бы теперь был?

Хашшан Ссавах словно обратился в бледный мрамор. После чего прошептал:

— Это неправда… Солнечная Змея не могла…

Глаза нага закатились, после чего раздался крик зеленокожей форестессы:

— Остановите его!

Горотур схватил нага за плечи и резко тряхнул, но было уже поздно. Жесточайшая судорога свела тело нага так, что отчетливо хрустнули позвонки в шее змеечеловека. Наг повис в лапах рогатого мертвой тряпкой. Пармалес невозмутимо кивнул каким-то своим мыслям и сказал:

— Он не перенес такого предательства. Наги вообще-то беззаветно преданы своему императору. Обычные наги, по крайней мере.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. И ближе к вечеру я вновь оказался в тронном зале, слегка пьяный, общупанный по темным углам и обласканный множеством рук, все-таки не позволивших себе лишнего… В какой-то мере я даже сожалел об этом. Сдержанность наших с Пармалесом подданных женского пола оптимизма не внушала — настолько противен, что ли? Крылатый император вальяжно расположился на троне, его сестра Халайра не менее вольно сидела на ступенях у ног Пармалеса. Здесь же были Горотур, Клэв и три давешних моркота, которых названый братец обозвал Советом Мудрых. Все явно ждали только меня. Когда я подошел к трону и уселся на ступеньку рядом с владыкой Лесного Моря, Пармалес сказал: