Елена Кондаурова - Там, за синими морями… (дилогия)

Над ней заохали, замахали платочками, а потом позвали этого и еще кого-то из мужчин и перенесли в ее комнату. Лика, естественно, потихоньку проскользнула следом. Этот с трогательной заботой засуетился вокруг невесты, но в глазах у него слишком ярко блестели золотые монетки, чтобы принять его заботу за что-то большее, чем беспокойство о своей собственности.

Лика вежливо предложила свою помощь, и удостоилась от него такого пренебрежительного взгляда, что впору было позавидовать таракану, на него и то смотрят с большим уважением.

– Вам нечего здесь делать, барышня, – холодно сказал он. – У Пилы есть родственники, которые могут о ней позаботиться, так что настоятельно советую вам немедленно отправляться домой.

В планы Пилы это не входило, и она немедленно очнулась. А очнувшись, сразу закатила истерику, начала рыдать в голос и рвать на себе волосы. Этот растерялся, не зная, что делать с таким всплеском эмоций, а Лика тут же подсела к подруге, начала успокаивать, отчего истерика моментально сошла на нет. После этого жених больше не решился ее выпроваживать, а, напротив, тихо смылся сам, предоставив Пиле самой разбираться со своими нервами и со своими подругами.

Таш, как всегда, вернулся поздно. Дом встретил его черными окнами без света, зловещей тишиной и... змеей на веранде. Таша спасла только его грандарская ловкость, потому что никакие другие качества спасти его были не в состоянии.

Небольшая черная ольрийская гадюка, славившаяся на весь материк своей ядовитостью, спала, свернувшись клубком, почти у самых дверей в дом. На приближающегося к ней Таша она отреагировала едва слышным шелестом чешуек и резким броском. Он отскочил, даже толком не сообразив, что происходит, и в следующее мгновение подошва его сапога уже плющила истекающую ядом гадючью голову.

А еще через секунду он уже носился по дому в поисках своей рабыни, потому что воображение услужливо подкидывало ему живописные картины одну хуже другой, и на каждой фигурировала укушенная гадюкой Рил.

В доме ее не оказалось, и Таш, сделав над собой громадное усилие, постарался успокоиться и рассуждать здраво. Тщательный осмотр ее комнаты показал, что она, по крайней мере, ушла сама, так как одежда ее была в порядке. А после осмотра кухни стало ясно, что она ушла давно, потому что там не было даже намека на ужин.

Таш поставил свечу на стол и сел ждать. К счастью, ожидание продлилось всего полчаса, но это были едва ли не худшие полчаса в его жизни.

Она пришла и с ходу начала рассказывать ему про Пилу, и про ее отца, и про родственников, и про этого , одновременно гремя кастрюлями и выставляя на стол еду. Потом огорошила известием, что ей опять придется уйти, потому что Пилу нужно срочно напоить успокаивающим отваром, иначе она не уснет, а у нее дома нужных трав нет.

Она устроила на кухне полный разгром в поисках запрятанного Дорминдой подальше от греха макового семени и начала готовить отвар. Таш с усмешкой наблюдал, как Рил, ругаясь сквозь зубы, яростно кромсала ножом пучки сухой травы, и совершенно отчетливо понимал, что ему больше ничего не надо в этой жизни. Только бы она была рядом. Все равно, как. Даже все равно, с кем. Только бы была.

Конечно же, он не отпустил ее к Пиле одну. (Нечего девушке шастать одной по ночам.) И, выходя из двора, опять заметил две мелькнувшие и растворившиеся в темноте тени. Сейчас было не до них, но на этот раз он обратил на них внимание.

– Идиот! Кретин! Недоумок! Кто вас просил? Как вы могли вообще до такого додуматься?

В кабинете верховного жреца Центрального ольрийского храма в буквальном смысле гремели громы и молнии. Его светлость метался по небольшому кабинету, как тигр по слишком маленькой для него клетке, а под потолком кружились в танце крупные шаровые молнии. Что же касается грома, то голос его светлости звучал ничуть не тише, отчего новый секретарь господина Тито-са, отчетливо слышавший каждое слово сквозь тяжелую дверь, предпочел временно оставить свои обязанности и незаметно исчезнуть от греха подальше.

Сам же верховный жрец находился в совершенно неподобающем его сану положении, но это его в данный момент совсем не волновало. Он думал только о том, достаточно ли крепка дубовая столешница его письменного стола, чтобы, в случае чего, защитить его от прямого попадания шаровой молнии. По всем расчетам выходило, что недостаточно, и Тито-с трясся как осиновый лист, моля богиню защитить своего верного раба от разгула стихии.

– Я же вам сто раз приказывал действовать осторожно, а не как слон в посудной лавке! – Белый жрец наконец прекратил бесполезные метания и остановился рядом со столом. – Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Простите, ваша светлость! – жалобно проблеял верховный жрец. – В мои расчеты вкралась ошибка!

– И еще какая! – снова вскипел его светлость. – Я же объяснял, я же вам тысячу раз говорил, что она сентиментальная дура! Ее сентиментальность по утрам просыпается раньше, чем она сама! Неужели вы не могли предвидеть, чем закончится ваша идиотская попытка угробить ее с помощью чумы?! Только тем, что она со всех ног бросится защищать тех, к кому она успела привязаться, а учитывая ее проклятую чувствительность, это уже наверняка половина города!

– Но вы же утверждали, что она все забыла и не сможет вспомнить! – пискнул Тито-с, решивший, что самое время попробовать перевести стрелки и снять с себя хотя бы часть вины.

Ход был неудачным, потому что белый жрец снова разъярился.

– Свигров змей и все его отродья! Демоны вас побери, Тито-с, вы действительно такой дурак или прикидываетесь? Она ничего не вспомнит до тех пор, пока не сможет пробить заклятие, которое я на нее наложил! То есть если ей не придется колдовать на каждом шагу и она будет жить жизнью обычного человека с его мелкими печалями и заботами. Мелкими, понимаете? Ничто так не убивает душу, как обыденность! Нудная, тягостная, жестокая и ненавистная всякой живой душе обыденность! А у моей ученицы, смею вас уверить, именно живая душа! У нее талант, и такой, с которым у печки за вышивкой не посидишь и от которого можно сгореть вернее, чем от прямого удара молнии. Поэтому я вас так настойчиво предупреждал, что нужно действовать осторожно, поэтому я просил вас не торопить события. Даже если нам не удастся ее убить напрямую, трясина обыденности со временем убьет ее вернее, чем топор палача. Так что, Тито-с, если у вас есть какие-нибудь идеи насчет того, как исправить то, что вы натворили, то сейчас самое время их озвучить. Если их нет, то не взыщите! Я заменю вас на кого-нибудь более разумного.

Господину Тито-су не нужно было объяснять, что означало в устах его светлости слово «замена». Должность верховного жреца являлась пожизненной, и заменить его можно было только в случае его смерти, и никак иначе. Такая перспектива настолько подхлестнула мыслительные способности Тито-са, что он моментально сообразил, что можно сделать, хотя еще полчаса назад подобное ни за что не пришло бы в его голову.