Ирина Якимова - Либитина (СИ)

— Меч! — быстро требует он. Ближайший охотник подает ему свой меч, и глава рубит голову старухе. Тела в траве вздрагивают все одновременно и замирают. Но глава все же отдает приказ выколоть им глаза. Чтобы я не могла смотреть через них.

Придется вытерпеть и это. С болью помогает справляться золотое сияние. Ни одна моя кукла не дергается, пока ее ослепляют. Скоро и эта работа кончена. Охотники в нерешительности останавливаются.

Что это… Мы убили Либитину? — шепчет один, удивленно озирая заваленное неподвижными телами поле боя. — Мы победили Либитину! — осмелев, кричит он. Некоторые поддерживают охотника, но большинства следит за главным, который пока отмалчивается, не давая отмашку всеобщей радости. Он склоняется над головой Лесной Старухи.

— А я даже не испугалась, — помощница, Дара, подходит к нему, улыбаясь. — Сразу поняла, что ты нарочно поддался.

— Такую гибкую защиту создает только очень тонкое и в то же время яркое чувство, — подает реплику расслышавшая ее Солен. — Великая ненависть…

— …Или тонкий расчет, — главный охотник оставляет старуху, выпрямляется. По его лицу невоможно ничего прочитать, и отряд просто ждет его слов.

— Это не Либитина, — наконец, негромко говорит он и задумчиво качает головой. — Искусная имитация, но клыки все же ненастоящие. Вставные. Старуха также кукла.

Разочарованный вздох проносится по отряду, но главный решительно вздергивает подбородок.

— Но Либитина где-то очень близко. Она вывела всех кукол на поляну — помните, мы видели ее пустой, когда подходили к скале? — за считанные минуты. Здесь недалеко должны быть ходы к ее логову.

— Если Либитина вообще здесь, а не за границей, — шепчет знакомый мне вечный спорщик. Глава замечает его реплику:

— Нет, Либитина здесь. Кто-нибудь еще заметил, когда поскользнулся или упал? — он усмехается. — Конечно, неприятно говорить об этом… Но поляна, на которой проходил бал, еще недавно была пастбищем. Тут Либитина питала тех, кто сейчас питает ее. Вероятно, мы стоим прямо над ее убежищем. Ищем!

Начинаются поиски. Охотники ищут тайные проходы к логову на поляне, в лесочке… Они делают все быстро, четко, но мне кажется — так медленно!

Скорее бы все кончилось! Ничего нет, ужасней этого ожидания, когда все нити, связывающие тебя с жизнью, уже отрезаны, а конца все нет. Я опять волнуюсь, ворочаюсь. Из темноты подземелий тянет к моему слабому мягкому телу щупальца извечный и общий для всех тварей страх смерти.

Что ж, так все и должно было кончиться. Став страхом Терратиморэ, я вписала себя в сказку о неизбежной победе над страхом. Ведь она также неизбежна, как рассвет. Я готовила этот отряд пять лет, лепила из столичных игроков-охотников подлинно бесстрашных людей. Они победили страх собственной смерти и страх гибели других. Они научились отсекать боковые пути ради великой конечной цели. Я испытывала их, подсовывая чудищ из общих для Терратиморэ страхов, чтобы они смогли встать над ними и выводила в бой их собственных, стократ более страшных монстров, чтобы они закрыли все долги перед своей прошлой жизнью. И я воспитала армию, которая сумеет избавить Терратиморэ от власти Бездны ненависти… -

Как все же неубедительны эти строчки, убегающие то вниз, то вверх! Я опять боюсь. Я опять трясусь от страха. Удары ожившего от волнения сердца — как стук часов, отсчитывающих последние минуты моей вечности. Вот уже Гесси, спустившись в ущелье, нашел широкий тоннель, которым я увела стада с пастбища в подземные загоны. Очень скоро охотники будут здесь.

Возможно, кажется странным, почему я выбрала этих, почему сейчас? Ведь за моей головой во все времена охотилось множество героев и проходимцев. Но я потянулась к предводителю этих еще давно, впервые заметив его необычную защиту от вампиров.

Кажется, заметил это и Гесси, который сейчас, хмурясь, подходит к главе отряда.

— Я нашел ход, которым Либитина увела стадо, — сообщает он.

— Отлично! Веди, — глава спешно заряжает арбалет, но Гесси останавливает его руку.

— Еще час назад я засомневался б, говорить ли тебе об этом ходе, — резко говорит он. Глава вскидывает на него непонимающий взгляд:

— Почему? — в вопросе не пытливость, а обида, но он тут же исправляется, осознав это, надевает привычную маску. — Гм, вот как. Что же вызвало твои сомнения, Гесси?

— Ты не просто карьерист, ты задумал то, что пошатнет устои земли страха. Войну с самой Бездной ненависти. И ее ты начнешь, едва победишь Либитину и на волне успеха поднимешься на пост главы ордена. Ты намерен найти и Избранного, целителя вампиров, и перетащить его на свою сторону. Я долго гадал, что движет тобой на этом пути: ненависть, сильнее той, что управляет carere morte? А сегодня, увидев, как ты справился с Лесной Старухой, понял, — его тон неожиданно теплеет. — «Великая ненависть», — сказала Солен, вспомнив одного моего предка, точно также обманывавшего вампиров, но я знаю, в чем лжет легенда о нем. Мои предки, фанатичные охотники, разумеется, скрыли, что он просто… любил одну вампирку. Гибкую и яркую защиту ему дала любовь, а не ненависть. Как и тебе, Карл. Верно?

Карл оценивающе смотрит на него, потом усмехается.

— Верно, — тихо говорит он и добавляет, еще тише. — Увидев ее, я понял, исцеление для carere morte возможно. И лгать… и ей, и всей земле страха, что надежды для carere morte нет, после этого не могу. Молчать, смиряться с проклятием Бездны, с этим лелеемым Арденсами равновесием сил охотников и вампиров я не намерен, Доминик. -

Я замечаю знакомые золотые искорки в его темных глазах. Увидев их пять лет назад, я потянулась к нему, выбрала его. Они напомнили мне о тайне золотистого ореола свечей… И сейчас, когда тайна разгадана до конца, я убеждаюсь, что сделала верный выбор. Эта мысль ненадолго придает сил.

Гесси приводит отряд к входу в логово, и я выпускаю против охотников немногих оставшихся кукол, чтобы те, отступая по коридорам, вели убийц прямо в мою камеру. Разворачивается последний недолгий бой.

Рука куклы-писаря так и летает, сплетая кружево строчек… Этот лист окажется последним или следующий?.. — Лишние, ненужные мысли, но выправлять их уже некогда. Осталось сказать еще кое-что, пока птицы-марионетки подшивают последние листы к рукописи, пока горит последняя свеча на столике, растворяя в золотистом ореоле пламени окружающую темноту.

Четыреста лет назад наш край подпал под власть Бездны ненависти. Мы впустили страх и ложь в нашу кровь и вместе с ними впустили Ее. Не миновало это и меня: я долго убегала от страха и молчала о всеобщей лжи долго, долго… До смерти дочери. И последующий бой с раскормленной страхом частицей Бездны ненависти, оказался тяжелым и покалечил меня… навсегда. Как мальчик из колодца Лесной Старухи, я вышла из него искаженной. Но, как и в той сказке, меня исцелила, заставив вспомнить, любящая родственная душа.