Ирина Якимова - Либитина (СИ)

Вот и конец нашего пути, Нонус. Ты видишь это золотое солнце впереди? Как и во время падения в купель у церкви Микаэля, я не страшусь боли и смерти. Я вспоминаю чудесную легенду, которую мне тогда рассказала Кора и за которой сейчас тянется наш уставший от тьмы carere morte край. Легенду об Избранном — легенду о прощении.

Все вы достойны исцеления-прощения: давно мертвые и еще живые. Вако, Митто, Дэви, Семель…Диос-Эреус. Пусть Избранный подарит его вам. Я же не буду больше давать пищу Бездне ненависти, Безднам страха и тоски. Я гляжу на золотистый ореол пламени и вижу в нем дорогу в твой волшебный мир, Нонус. Мир, над которым властвует Бездна любви.

Охотники врываются в эту камеру, еще не понимая, что здесь — конец их пути. Главный пронзает насквозь сердце последней куклы-стража, а сам уже ищет проход в следующий подземный зал, пока его взгляд не натыкается на железные трубки, протянувшиеся с потолка к углублению в центре камеры. В этой яме тихонько вздрагивает какое-то непонятное огромное тело.

— Факел, — отрывисто говорит глава. — Кажется, мы на месте.

Ему дают факел и он резко дергает рукой, освещая единственного обитателя камеры. Я чувствую, как тепло этого света ударяет в мои пустые глазницы. А охотники долго, в полном молчании разглядывают новые и новые детали, появляющиеся в свете факела, еще не осознавая, что перед ними. Огромный, в человеческий рост ком как бы расплавленной, покрытой бороздами и буграми розоватой плоти. В него впиваются железные трубки, по которым прямо в недра жуткой твари течет кровь со скотобойни наверху. Придавленные огромным животом конечности — желтоватые, худые, все в глубоких шрамах заживших ожогов, с вывернутыми суставами, скрюченными, сросшимися пальцами. Спутанная копна тускло-черных волос, в которой тонет то, что когда-то было лицом.

Я рассматриваю все это вместе с ними, просочившись в камеру в облике мышки. Вижу раскрытый в немом крике изуродованный шрамами безгубый рот, сплавившиеся и застывшие единой розовой массой нос, щеки, лоб, заглядываю в пустые глазницы. Значит, вот, какая я… Нет, все-таки не могу поверить! Чрезмерное уродство, также как чрезмерная красота, оставляют чувство нереальности.

— Чем это ее… придавило? — с усилием произносит одна охотница. Глава отряда судорожно сглатывает: его тоже мутит.

— Это ее живот, — хрипло говорит он. — У кукловодов чувство голода усиливается кратно количеству марионеток. Печень не справляется с новыми объемами крови, разрастается…

Охотница не дослушивает: ретируется в задние ряды, зажав рот ладонью.

— Нужно провести анатомическое исследование! — встревает знакомый спорщик, занявший место девушки. Пожалуй, он здесь чувствует себя увереннее всех. — Необычный случай! Образцы крови, тканей. Неплохо бы сохранить и голову.

— Молчите, она нас еще слышит! — одергивает его Доминик Гесси и как-то замороженно обращается к главе: — Ритуал?

Тот качает головой:

— Не получится. Она кричала там, на поляне, что не боится нас — и не лгала. А в ритуале вампира убивает страх. — Он оборачивается к спорщику: — Делай анатомическое исследование, бери образцы. Потом пустим сюда воду из Источника и все сожжем. Но прежде окажем последнее милосердие Владычице мертвых… Доминик?

Гесси кивает и шагает ко мне. Выхватывает из ножен меч. «Это случится сейчас», — понимаю я… и чувствую, и одновременно вижу со стороны, как судорожно сжимаются мои пальцы, как резко, сильно дергается мое огромное тело.

«Не бойся, Ариста, — откуда-то из золотого сияния памяти пришедший голос. — Они просто разрубят цепи твоего проклятия… и ты взлетишь».

Сейчас скользнет меч охотника, и перо выпадет из пальцев куклы-писаря. Рукопись прервется, может быть, на середине слова, но свеча на столике все также будет гореть и рассеивать тьму вокруг. А моя бесстрашная армия уйдет освобождать от carere morte землю страха… Странно, но, кажется, я чувствую забытое тепло внутри. И во рту появляется привкус какого-то терпкого, пьянящего питья. Холодные капли неведомого дождя омывают лицо. Эти новые ощущения как яркие огни во тьме. Путеводные огни. Куда они ведут меня?

«Не бойся, вытяни шейку, моя легкокрылая Королева. Одно простое, последнее в этой плоти действие. Чтобы охотнику легче было ударить…»

Я чувствую прохладный ветерок кожей беззащитной шеи. Это замах меча…

Конец рукописи

Оборвались нити связей с куклами, но ощущения остались. Мокрое, будто от дождя, лицо, привкус горько-пряного питья во рту, тепло, из живота распространяющееся по телу до кончиков пальцев, испарина пота на затылке и спине, будто я действительно выпила горячий напиток. И глухие быстрые удары какого-то неведомого барабанчика в груди, сливающиеся в грозовой рокот… Я чувствовала, что лежу на довольно твердой кушетке, а пальцы свесившейся с нее левой руки касаются холодного пола. Что со мной? Я должна была умереть. Но это непохоже на смерть.

— Пришла в себя, так открывай глаза. Довольно уже, поленилась и хватит, — фальшиво-ворчливый, волнующийся голос Нонуса. Я открыла глаза и не удержала удивленного вскрика. Все вокруг было… тканью, сотканной из мириадов разноцветных, мягко светящихся нитей. В них угадывались очертания предметов. Сотканные из серого, коричневого и золотого стены — в сложных переплетениях этих нитей я могла читать всю историю места, где нахожусь. Подземелья под дворцом Макты, логово Атера, а, прежде всего этого, — капище забытых богов. Красным светилась простая старинная мебель, серебристым — новейшие научные измерители, зеленым и золотым — остатки питья в стакане на столике передо мной.

Нонус был здесь. Белая фигура, проросшая и оплетенная черными нитями проклятия carere morte. Я вскрикнула еще и вцепилась в качестве поддержки в его протянутую руку.

— Ну, полно, Колосок, я тут. Давно тут. Что ты чувствушь? Что видишь? — спрашивал Нонус. Звук его голоса вызвал еще шквал новых ощущений. Я увидела, как мелодия его речи и скрытая за ней мелодия чувств колеблют нити, из которых соткан мир, подсвечивая и подкрашивая их. Все вокруг запестрело его тревогой, радостью и неистребимым, родственным моему любопытством. Я закрыла глаза. Но руки Нонуса не выпустила и чувствовала, как сплетаются, срастаются нити, составляющие нас на каком-то очень тонком уровне, где любая, даже самая слабая связь имеет великую власть.

— Я поняла, где мы, Нонус. Бывшая лаборатория Атера и бывший дворец Макты. Но всего разобрать не могу. Я думала, ты умер. Как хорошо, что ошиблась!

— Ты поняла, что я дал тебе выпить?

— Зелье, подобное тому, которое Атер готовил для Макты? — предположила я, вспомнив зелено-золотое переплетение.