Флейм Корвин - Вор и убийца (СИ)

— Слушайте все! — вторил ему отец Криг. — Божий суд свершился! Только одна стрела могла быть выпущена в убийцу и одна стрела минула его! Небеса не желают крови ради отмщения! Кровь не искупит его грех, но вина простится за наречённую цену!

Обычаи древней поры давно стерты с лица Орнора. Как будто никто и не знает о них кроме книжных червей, но в набожном Загорье, верном оплоте Матери Церкви, о законах предках не просто помнят, но и знают толк в них. Отец Томас морщился после каждого произнесенного стариком слова. В былые времена сказанное означало костер для седого инквизитора. Да и для него тоже: Томас Велдон не вмешался, не помешал.

Лилит сняла тетиву с лука, не сводя с меня взора, и, вскинув оружие над головой, крикнула:

— Мести нет!

Люди Губошлепа одобрительно загудели, даже тонкоголосый крепыш. Злата жаждали все. Они окончательно приняли вергельд, и мне не придется платить за убийство Андара своей жизнью, а монеты — это пустяк.

Восточный край неба начал сереть, светает. Я облегченно вздохнул: кровавая ночь подходит к концу — и направился вслед удаляющейся к деревьям девушке. Необходимо поговорить с ней. Я должен убедиться, думает ли она на самом деле, что мести больше нет. Не очень-то хочется вдруг оказаться подстреленным спустя несколько дней. Чтобы она ни сделала в отношении моей персоны, горцы примут все, даже на золото плюнут. Я уверен в том. Но слова, какие нужно сказать Лилит, по-прежнему не шли в голову, и я остановился, обдумывая начало разговора. Стоит ли вообще говорить с ней о чем-либо?

— Где отродье преисподней?

Мои сомнения разрешились после громкого возгласа отца Томаса. Сперва тень, потом все остальное. Я погнал от себя думы о разговоре с дочерью лесника, прикрываясь необходимостью узнать, что за дьявольское создание сеяло смерть средь нас.

Между людьми, столпившимися над мертвой тенью, пролегла незримая граница. Горцы сгрудились у ног тела, закутанного в черные одежды. Мы, то есть я, драгуны во главе с Тейвилом и огбургец, стали напротив. Инквизиторы и Лилит держались особняком, в нескольких шагах от тени. С полдюжины запаленных факелов хорошо освещали мертвую.

— Держите руки и ноги, — произнес Томас Велдон.

Теперь понятно, почему церковники расположились в стороне. Понимая, чем может грозить неупокоенный мертвец, монахи предпочли проявить благоразумие. Но и крестьяне тоже не дураки.

— Ну же! — в голосе отца Томаса появились знакомые железные нотки. — Хватайте!

Приказной тон инквизитора подействовал. Крепыш назвал несколько имен, и над мертвой тенью склонились четверо, кто потяжелее весом. Горцы нерешительно переглядывались. Велдону пришлось повторить свое требование несколько раз, прежде чем крепкие молодцы придавили ноги и руки тени к земле. Горцы очень боялись. Я тоже.

Вспомнилась деревня под Брандом, где сельский священник и деревенский сход вскрывали могилу упыря. До сих пор в дрожь берет, когда память рисует глаза вампира с почерневшими белками, преисполненные нечеловеческой ненавистью. Потом была девочка… Минуло всего семь ночей после той деревни, где я впервые столкнулся с неупокоенным мертвецом, и теперь умершие всегда будут вызывать опаску. По меньшей мере здесь, в подбрюшье Запустения, где смерть ещё не означает, что покойник не вцепится в глотку.

Я непроизвольно схватился за шпагу, выдвинув клинок из ножен на два пальца. Еще не рассвело, и восьмая ночь в своем страшном праве. Мне было действительно не по себе.

— Отец Криг, — продолжил Велдон, — с вас молитва. И кто-нибудь! Пригвоздите её к земле! Бить мечом нужно в сердце.

Старый монах склонил седую голову и, сложив в молитвенном жесте ладони, забубнил новую молитву. Томас Велдон переводил свой тяжелый взгляд с одного лица на другое, неспешно откручивая крышку выуженной из рясы фляги. Та самая отделанная серебром, из которой падало вино на девочку-упыря во время экзорцизма. Флягу вновь наполнили на хуторе Андара.

— У кого-нибудь есть меч на поясе и вера в сердце? — в очах инквизитора разгорался фанатичный огонь. — Лейтенант, может быть, у вас хватит смелости?

Обнажив палаш, Тейвил вогнал его в сердце черной фигуры. Я напряженного следил за взмахом клинка, ожидая, что тень вскинется после укола железа, изогнет спину и зашипит, но она не дернулась. Драгуны и граф Геринген шумно и с явным облегчением выдохнули, напряжение охватило не меня одного.

— Кровь Господа нашего, — отец Томас трижды смочил свое золотое Распятие красным вином и трижды осенил тень знамением. — Поверните ей голову и освободите от капюшона.

Горцы и мы снова не шелохнулись.

— Гард! — церковник обратился ко мне. Как и прежде, в общении со мной монах не держался уважительных манер; ну да черт с ним. — Она твоей рукой сражена! Тебе и снимать тряпки с её лица.

Логики в словах инквизитора я нашел, зато обнаружил на себе испытывающие взоры множества глаз. Если откажусь, то распишусь в трусости. Кровь и песок! Что за бред в голове? Какое мне дело, что подумают другие?

Однако я нагнулся к черной фигуре. Сердце учащенно билось, на лбу выступила испарина. Но мертвое тело было по-настоящему мертво. Я осторожно приподнял голову и снял с нее глубокий капюшон. Из-под черной бархатистой ткани выпали густые каштановые волосы. Похоже, я не ошибся, определив тень женщиной, когда услышал её предсмертный вскрик.

Лицо закрывала маска, тоже из черной ткани с прорезями для глаз и рта.

— Снимай, — глухо произнес инквизитор. Напряжение крепко вцепилось и в него.

Веревочки, при помощи которых маска держались на лице, крепкими не выглядели, и маску я попросту сорвал.

— Проклятье!

Я непроизвольно отпрянул. С обезображенного лица на небо смотрели выпученные глаза. Из полуоткрытого оскаленного рта выпирали белые зубы.

— Что с ней?

Томас Велдон положил Распятие на грудь мертвой и дотронулся кончиками пальцев до изувеченной плоти.

— Словно обожжена, — пробормотал он, — и с такими ранами не живут. Губ и кожи почти нет, обуглились.

Прекратив чтение молитвы, старый монах присел рядом с Велдоном.

— Нежить? — спросил он.

— Не думаю, — покачал головой отец Томас. Его манера речи изменилась, стала походить на докторскую. Инквизитор надавил на скулу тени. — Видите? Под раной свежая кровь. Вероятней всего жизнь покинула её этой ночью. После удара шпаги Гарда.

— А ожог? — отец Криг по-стариковски вздохнул и поднялся. Усталость вновь завладела им, сгорбив узкие плечи.

— Колдовство, — ответил Томас Велдон. Он тоже поднялся. Золотое Распятие и фляга с вином перекочевали во внутренний карман рясы. — Её лицо сожжено черной магией, чтобы никто не смог узнать в сем дьявольском создании свою знакомую. Рискну предположить, что эта ведьма из Бранда, и вела там внешне добропорядочную жизнь.