Роберт Говард - Конан (сборник)

Вскоре после восхода солнца Конан пересек границу Аргоса, но не встретил никаких следов Белосо. Либо тот успел уйти за время, пока король Аквилонии лежал без сознания, достаточно далеко, либо сам пал жертвой страшных людоедов зингарийской пущи. Но свидетельств такого исхода тоже не было заметно. Тот факт, что эти твари так долго не нападали на бесчувственного человека, пока он лежал у дороги, позволял предположить, что они потратили время на бесполезную попытку догнать Белосо. А если беглец жив, то ехал он, как подсказывало Конану его предчувствие, по той же самой дороге и находился сейчас где-то впереди. Поэтому киммериец продолжал безостановочно двигаться на восток.

Пограничная стража не стала его задерживать. Одинокий странствующий наемник не нуждался ни в проверках, ни в охранном листе, да и потрепанный вид его говорил о том, что он не состоит ни у кого на службе. И Конан ехал через взгорья, по которым неслись бурные горные потоки, укрытые тенистыми дубовыми рощами и высокой травой. Он продолжал придерживаться длинной дороги, что в бледной дымке убегала вперед, возносясь на перевалы и спускаясь в долины. Это был старый, очень старый тракт, издавна связывавший Поинтан с морем.

В Аргосе царили покой и порядок: по дорогам спокойно ехали тяжело груженные товарами повозки, запряженные волами, а приветливые смуглые люди мирно трудились в садах и на полях, раскинувшихся прямо за придорожными деревьями. Старцы, сидевшие на лавках у ворот, в тени дубовых крон, приветствовали путешественника добрым словом.

И у работавших на полях крестьян, и у одетых в тонкие шелка купцов с твердым взглядом, и у разбитных завсегдатаев таверн, где было принято предварять всякие расспросы большими кружками пенистого пива, Конан спрашивал о Белосо.

В основном, ответы были отрицательными, но все же стало понятно, что невысокий, жилистый зингариец с беспокойными темными глазами и нависшими бровями действительно совсем недавно прошел этой же дорогой среди вереницы других путешественников с запада и, вроде бы, собирался в Мессантию. Выбор цели был достаточно логичен - как и все портовые города Аргоса, в противоположность городам, расположенным в глубине континента, Мессантия имела космополитический характер и к тому же была самым густонаселенным городом. В ее порты заходили суда из многих заморских государств, здесь же искали убежища беглецы и изгнанники чуть ли не со всего света. Законы в столице Аргоса соблюдались слабо, так как Мессантия в основном жила торговлей, а местные обыватели в интересах дела закрывали на это глаза. Кроме того, много товаров попадало сюда не только легальным путем: руку к этому прикладывали пираты и контрабандисты. Конану это все было известно еще с тех давних времен, когда он сам был членом пиратского братства с островов Барах и не раз под покровом ночи приводил в порт пару-тройку тяжело груженных трофеями шлюпок. Большинство пиратов с островов Барах - небольшого архипелага к юго-западу от берегов Зингара - были выходцами из аргосского отребья и, видимо, по национальным соображениям, проявляли свой интерес к купеческому флоту других народов, практически не трогая судов из портов Аргоса.

Но Барах не был единственным пиратским эпизодом на протяжении насыщенной неожиданностями жизни Конана, общавшегося, кроме этого, с пиратами Зингара и, наконец, что сделало список нарушенных им законов очень обширным, с черными корсарами далекого юга, беспощадными опустошителями северных побережий. Оказаться узнанным в каком-нибудь порту Аргоса для него означало немедленно потерять голову. Но это не страшило его, и он без колебаний продолжал ехать в Мессантию, делая короткие остановки лишь затем, чтобы дать отдохнуть коню да вздремнуть пару минут самому.

Никто даже не окликнул его, когда он въехал в город и смешался с толпой, подобно гигантской волне бушевавшей на торговых площадях. Вокруг Мессантии не было стен - ее стерегли море и простор.

Был уже вечер, когда Конан выбрался на улицы, ведущие к порту. Там, где они кончались, были видны песчаный берег, мачты и паруса кораблей. И вновь, впервые за несколько последних лет, он почувствовал знакомый запах соленой воды, услышал скрип снастей и мачт и волнующее прикосновение теплого бриза. Нахлынувшие воспоминания старых походов сжали его сердце.

Но он не выехал на берег, а повернул скакуна и, поднявшись по широким, истертым тысячами ног каменным ступеням, добрался до другой улицы, откуда с холма на порт глядели резиденции местной знати. Здесь жили люди, сколотившие свое состояние за счет моря - несколько старых капитанов, неизвестно у какого морского дьявола из зубов вырвавших свои богатства, и множество купцов, что сами никогда не ступали на качающуюся палубу корабля и не слышали рева шторма или грома морского сражения.

Конан свернул к богатой позолоченной ограде и въехал во двор, где шумел небольшой фонтан и прогуливались по мраморным плитам стен голуби. К нему сразу же подошел слуга в шелковой ливрее, обшитой бахромой, и в бордовом трико. На лице его застыло вопросительное выражение. Мессантийские купцы нередко встречались с удивительными и ужасающего вида людьми, от которых часто пахло морем, но наемный воин, так свободно ведущий себя на богатом подворье, не был здесь привычным явлением.

- Здесь живет купец Публио? - произнес Конан скорее утвердительным, чем вопросительным тоном, и с таким выражением, что паж снял украшенную пером шляпу и склонился в поклоне.

- Да, здесь, господин воин.

Киммериец соскочил с коня, и прибежавший на зов пажа другой слуга немедленно принял у него уздечку.

- Он дома? - стянув рукавицы, Конан снял плащ.

- Так точно. Как о вас доложить?

- Я сам представлюсь, - буркнул король. - Знаю, как к нему пройти. Оставайся здесь.

Паж послушался его приказного тона и остался стоять, с удивлением глядя ему вслед, а Конан тем временем быстро поднялся по короткой мраморной лестнице, оставив оторопелого слугу размышлять о том, какие дела могут быть у его господина с этим варварского вида наемником с севера.

Остальные слуги тоже оставили свои занятия и с раскрытыми ртами наблюдали за необычным гостем, что так уверенно прошел по широкому балкону и скрылся в просторном коридоре, освежаемом морским бризом. Преодолев около половины коридора, он услышал скрип пера и свернул в боковую комнату, большие окна которой выходили к морю.

Публио, сидевший перед резным бюро из тикового дерева, писал золотым пером на богатом пергаменте. Это был невысокий мужчина с большой головой и подвижными темными глазами, одетый в серую накидку из тончайшего шелка, обшитого золотой бахромой. На шее его висела массивная золотая цепь.