Александра Лисина - Мэтр

До меня слишком поздно дошло, что проклятый упрямец целился вовсе не в него, нет. Он метнул свой кинжал прямиком в источник! Тот самый, разрушение которого делало бессмысленным все наши приготовления и от которого зависела жизнь архимага!

Я замер, когда увидел, как медленно, будто во сне, разлетается вдребезги все, что составляло смысл моей жизни. Как щедро выплескивается из пробитой сферы копившаяся десятилетиями сила. Как бессмысленно она разливается вокруг, неумолимо утекая в никуда. И как страшно меняется лицо мастера Твишопа, до которого тоже начало доходить, что в скором времени он безвозвратно умрет.

— Будьте вы прокляты со своими экспериментами! — прохрипел Нев, когда под неподвижным взглядом мастера его тело охватил бешеный огонь. — Без силы! Без знаний! Без памяти! Пусть у вас никогда и ничего не полу…

Я вздрогнул, заслышав слова ритуального проклятия, и машинально взмахнул рукой, затыкая безумцу рот. Затем повернулся к смертельно бледному учителю, без сил опустившемуся на ложе. Встретил его обреченный взгляд, в котором неожиданно появилось смирение. Понял, что жить ему осталось всего несколько коротких вздохов, и со злостью сжал зубы. А потом решительно стиснул кулаки. Отогнал от себя ненужные мысли. Хладнокровно подсчитал, сколько у меня осталось времени и, наложив кратковременный стазис на собственную рану, быстро шагнул в сторону.

На то, чтобы погасить волю извивающегося от боли ученика, не потребовалось много сил. Гораздо сложнее оказалось поднять его обмякшее, обгоревшее до неузнаваемости, но еще живое тело и аккуратно опустить на место разбитой сферы. Затем подключить оборванные кинжалом нити заклятия. Заново подготовить их к работе. Воссоздать структуру управляющего заклинания, принести новые инструменты и, вспомнив тонкости человеческих жертвоприношений, шагнуть к распятому телу.

Что ж, он сам выбрал свою смерть. Предательство не прощается нигде и никогда. А я хоть и считал предателя когда-то своим, сейчас не был способен ощущать даже смутный намек на жалость. В конце концов, теперь это — лишь подопытный материал. Не хуже и не лучше обычного. Впрочем, нет. Он все-таки лучше, чем те бедолаги, которые добровольно ложились на мой алтарь: некромант в обряде — это знатная добыча.

Первый надрез на обгоревшей коже я сделал сам, умело отделяя еще живую плоть от костей. Не обращая внимания на сдавленное мычание, аккуратно разметил места для надрезов. Нанес все необходимые руны. В полном молчании обработал сперва одну руку бешено бьющегося ученика, затем вторую. Перешел на грудь, живот и, наконец, ноги, испытывая даже нечто вроде приятного удивления от того, что крови из спекшегося от жара тела вытекло совсем немного. Закончил с предварительной подготовкой. Не глядя на хрипло воющего предателя, зачаровал нужные мне инструменты, позволив им продолжить этот кровавый труд. И, на мгновение взглянув в выпученные, полные ужаса глаза, в которых с удовлетворением прочел понимание, равнодушно отвернулся.

— Я нашел для вас новый источник, учитель, — сухо бросил я, осторожно коснувшись ладони мастера и больше не чувствуя в ней биения жизни. Я не слышал дыхания учителя и не видел света в бессмысленно уставившихся в потолок глазах. — Долгое умирание — прекрасный способ наполнить энергией смерти емкость почти любой величины. Я знаю, вы этого не слышите, но ничего не поделаешь — посмертное проклятие некроманта нам придется нести вместе. Я попытаюсь разделить его поровну: отдам вам свою силу, потому что без этого вам не выжить, а взамен заберу память о прошлом; себе же возьму то, что осталось, — вечную немощь. Хотя бы потому, что для меня всегда было делом чести отдавать такие долги.

Кинув последний взгляд на умершего мастера, пожертвовавшего ради меня остатками жизненных сил, я резко отвернулся и приблизился ко второму ложу. Образец был полностью готов к процедуре слияния. Осталось только запустить процесс, завязать его на диковато хрипящем ученике и сделать так, чтобы с моей смертью он не остановился. Ведь времени почти не осталось — стазис на ране подошел к концу. Еще пара минут, и мои силы тоже закончатся. Жаль, конечно, что я уже не увижу результатов. Но хотелось бы надеяться, что все удастся. Ведь если это так, значит, я прожил свою жизнь не зря. И умру, как мне кажется, достойно.

Приподняв когтистую пятерню подопытного образца, чтобы соединить ее с исхудавшей кистью учителя, я активировал заклинание-ключ и слегка удивился тому, что пальцы в моих руках потеплели. На мгновение нахмурился, не ожидая такой быстрой реакции, ненадолго задумался над причинами, а потом чуть не отшатнулся, внезапно вспомнив, что до сих пор не оборвал самые важные нити, связывающие мою ауру с телом. После чего буквально отбросил от себя заметно порозовевшую лапу. Шарахнулся прочь, чувствуя предательскую слабость в ногах, и застонал, поняв, что только что инициировал процесс переноса сознания, но не того, которое требовалось!

— Демон! — непроизвольно вырвалось у меня при виде того, как стремительно протянувшиеся от Нева нити опутали мое тело и тут же соединили его с образцом. — Нет! Нет, так не должно быть! Это неправильно!!!

Но заклинание заработало в полную силу, выбирая тот вариант течения обряда, который требовал наименьших затрат. Я сам когда-то настроил его именно на такую работу. А теперь оно безжалостно обрывало более слабые нити, которые я успел привязать к мертвому наставнику, и рушило все мои расчеты! Ломало все планы! Портило все то, к чему я так долго шел!

Более того, силы от умирающего некроманта-недоучки поступало к трансформе так много, что мне не удалось не только отключить, но даже сколько-нибудь замедлить начавшийся процесс. Я с ужасом обнаружил, что больше не могу на него повлиять. А когда окончательно понял, что буквально распадаюсь на части, едва не завыл в голос.

К этому моменту мое туловище было полностью покрыто ярко светящимися нитями. Мысли отчаянно путались. Тело слабело с каждым мгновением, отдавая все силы на то, чтобы оживить сделавший свой первый неуверенный вдох образец.

Услышав его, я с горечью понял, что эксперимент все-таки увенчается успехом. А когда увидел, как за край стола в судорожном движении ухватились те самые пальцы, которые я только что держал в руке, в то время как мои практически перестали слушаться, во мне словно умерло что-то важное. Какая-то неотъемлемая часть, которая, наверное, отвечала за страх.

Потому что с этого мига я перестал чувствовать что бы то ни было. Мне стало все равно, что будет дальше. Я почти ослеп, оглох, потерял ориентацию. Но в этом был и немаловажный плюс — до меня наконец перестали доноситься неприятные чавкающие звуки, с которыми зачарованные ножи и пилы вгрызались в изуродованное тело Нева.