Владислав Верницкий - Запах костров - 1 (СИ)

Возле дома поднялся небывалый гвалт. Фасад окружают мужские голоса. Послышался звон битого стекла – разбили одно из окон. Изнутри послышался девичий визг. Из дома во двор вышел мужчина средних лет. Он облачён в дорогой смокинг бежевого цвета, который не шьёт ни один портной Советского Союза. Ступни скрывают серые носки и бежевые лакированные туфли. Грудь покрыта белой крахмальной рубашкой с запонками. Галстук золотого цвета. Слегка поседевшие волосы скрываются под «мохнатой» кепкой. Брови, словно крылья сокола, нахмурены. Альберт начал понимать, что происходит и покорно подошёл ближе к мужчине. Мужчина из-за поясницы достал наручники, взялся за запястья паренька и отобрал у него орудие труда.

- Приплыли! Воин хренов! Все угрозы и пожелания теперь только через адвоката! – мужчина защёлкнул браслеты на запястье и толкнул парня в плечо.

- Дядя Керсан! Ну, причём тут я-то вообще?! – возмутился Альберт.

- При всём желанном! Иди вперёд и не включай придурка!

- Фотиния!!! Что вы с ней сделали, сволочи! Ублюдки! Да я вас сейчас всех пошинкую за неё! – увидев спасительницу, во всю глотку заорал парень.

- Ребята! Да угомоните вы этого зверя! Мне одному с ним не справиться!

Возле дома Фотинии собрался весь посёлок зевак, поглазеть на арест спокойных соседей. Девушка лежит на повозке с сеном. На облучке что-то качает головой польский фермер. На улицы малый ветерок донёс запах гари. Альберт оглянулся на дом, из-под крыши которого валит чёрный дым.

Посмотрел по сторонам. Его уже бьют несколько агентов – по почкам, аперкодом, с лева, справа. Один из них догадался достать пистолет из кобуры и ударить парня по темечку. В глазах Альберта всё поплыло. Он потерял равновесие, начал падать на землю и терять сознание. Последнее что он увидел – его положили на ту же телегу, как и Фотинию, их прикрыли спины агентов депутата из двадцать первого века и одним взмахом ногайки, запряжённая в упряжь кобылка потащила свой тощий зад по сельской дороге.

Альберт проснулся от сильных ударов резинового жезла по ногам. Окинул помещение взглядом – четыре стены покрашены в бирюзовый цвет, в некоторых местах краска лопнула и осыпалась; по плиточному полу бегает крыса; к стене, возле которой он был в отключке всё это время, на десятисантиметровую длину вкручены шурупы, держащие перила шконки; металлическая дверь, обитая нержавеющей сталью, имеет единственное смотровое окошко. «Я попал в изолятор» - понял Альберт. Встряхнув головой, прогоняя сон, парень встал перед конвойным. Тот резким движением вывел парня из камеры, прижал лицом к стене, закрыл дверь на ключ, вновь повернул подозреваемого в сторону коридора и повёл вперёд.

- Тоже не спится?! – ехидно спросил Альберт.

- Чё?! – рыкнул на него вертухай в синей камуфляжной форме.

- Да нет, ничего! Я сам с собой!

- Смотри у меня! Не балуй!

- Ты хоть скажи, куда ведёшь?! А то перед расстрелом проще думать о светлом мире?! – поинтересовался парень.

- Чё?! На допрос тебя веду?! Уши чистить надо, а не дрыхнуть оглоблей!

- Ну, ваши, на волю хоть весточку от меня послали жене, что мол, жив, здоров?!

- Разговорчики! Я тебе не мамка, с которой можно лясы точить! Сейчас мой жезл войдёт прямиком в твою прыщавую задницу, если скажешь ещё хоть слово! Понял, крыса?! – не на шутку разозлился служивый.

Конвойный ведёт Альберта по грязному коридору изоляторного блока, где многие подозреваемые ожидают судебного разбирательства. Система этого мира такова – сначала нас зовут калдырить за компанию, кидать друг другу дешёвые хрусты, красть у лохов из карманов кошели и при всём этом ты, отошедший в самый смак пописать – когда между твоих товарищей происходит потасовка и приезжают исполнители закона, почему-то один садишься на зону и отвечаешь за свою компашку по полному сроку от звонка до звонка. Но не судите братья строго того, кто через три года вернётся в родной край. Им, спокойным и уравновешенным ботаником, будут править ложь, подкуп, правосудие и месть за испорченную жизнь. Что касается женщин – из тысячи лишь несколько попадают в СИЗО ввиду бытовухи, но по большинству получают деньги за секс и через десять лет умирают от сифилиса или триппера в домах ласк.

Кто виноват в том, что мы рабы в собственном государстве?! Только правительство, не считающееся с голосами наших душ. Если вспомнить историю государства – именно этого все хотели Руси все степняки мира – хазары, булгары, торки. Теперь США машет перед нами легализованной проституцией и коксом. Не далеко ушли от феодального рабства. Не пора ли всем показать раз и навсегда – что мы не рабы?!

Неужели ввиду пузатости кошелька правительству хочется терпеть новые унижения и предпосылке войны. К чему оно привело своими лозунгами о том, что надо помогать своим братьям?! К новому рождению 90-х. Молодёжь не просто поднимает митинги. Она бунтует против власти и коррупции. Ей никто не даёт бесплатного обучения – по большинству, лишь единицы родителей способны материально поддерживать своих детей и давать шанс стать человеком с большой буквы. Остальные для власти просто овощи. Вот теперь у этих овощей, как нас называют, выросли кровожадные ядовитые шипы. Молодёжи плевать, будут ей платить за какую-нибудь войну или нет. Ей нужно просто выбить накопленную энергию за долгие годы просиживания, ако медведю малинник после долгой зимней спячки...

Альберт отвлёкся от мрачных мыслей, искоса, посмотрев на ручку металлической двери. Весь коридор, в котором ребята остановились, блёкло освещался через одну лампочку под потолком с осыпавшейся штукатуркой. Некоторые лампочки уже перегорели совсем. Стены покрашены в тёмно-зелёный цвет. Пол выложен плиткой цвета морской волны. Чем-то коридор похож на польские барокамеры Биркенау. «Не удивлюсь, если следственный изолятор окажется точной копией барокамеры, из которой мы с Максом вытаскивали Марину, чёрт её подери. Кстати, где она? Тоже в эту жопу попала или у какого-нибудь царя Харимандкора трахается с его холопами? Я бы на это посмотрел?! – подумал Альберт». Ну, конечно, чёрным юмором паренёк подбадривал себя, как мог, потому как, скорее всего ему светит не менее десяти лет наблюдать за небом в клетку и кушать местную баланду.

Конвойный старался грубо не обращаться с юношей – резко повернул его в сторону и со всей мощью своего мускулистого тела прижал Альберта так, что у того вывернуло язык наружу и глаза чуть ли не поприветствовали горбинку носа. Жутким скрипом, будто тысячелетняя ржавчина, открылась дверь.

Комнатка – три на три метра – впустила в свои прохладные от частых сквозняков объятия. Она дышит едким дымом палёных сигарет наподобие «Тройка» или чего ещё хуже «Радопи» - кстати, вторая марка сигарет был очень популярной в конце 1988 года, когда наши прадеды ещё были молодыми (Видимо, у курящего эти сигареты не такая большая заработная плата, чтобы купить посолиднее для очень солидной профессии с высшим образованием по юриспруденции). Посередине комнаты стоит стол, усыпанный по всей поверхности пеплом. По центру стола лежит пачка сигарет и алюминиевая пепельница, слегка забитая окурками. Рядом – папка с кипой бумаг. За столом сидит внешне привлекательный, в сером костюме, молодой человек, которому очень шла редкая седина. За его спиной, насупив нос и сморщив лоб, стоит уже знакомый Альберту мужчина. Запястья перестали чувствовать тяжесть наручником, но это на время.