Брендон Сандерсон - Сокрушитель Войн

Мгновение он смотрел на нее, потом тихо выругался и встал. Вытащив что-то из мешка, он кинул это Вивенне. Предмет звякнул, ударившись о ее грудь, и упал на пол.

– Ступай, – сказал он. – Возвращайся в Идрис. Я все сделаю и без тебя.

Вивенна продолжала сидеть, уставившись прямо перед собой, а Вашер направился к выходу.

Она поймала себя на том, что шепчет:

– Дент меня использовал. И, что хуже всего, я по-прежнему чувствую себя так, будто произошло недоразумение. Будто он в самом деле мой друг и я должна пойти к нему и выяснить, почему он сделал то, что сделал. Может, мы все просто запутались.

Закрыв глаза, она опустила голову на колени.

– Но затем я вспоминаю, что он сделал. Мой друг Парлин – мертвый. Солдаты моего отца в мешках. Я запуталась.

В подвале воцарилась тишина. Наконец Вашер произнес:

– Принцесса, ты не первая, кого он обдурил. Дент… очень ушлый. Человек вроде него может иметь недоброе сердце, но если он весел и обаятелен, то его послушают. Даже полюбят.

Она подняла голову, моргая заплаканными глазами.

Вашер отвернулся и сказал:

– А я не такой. Я не умею вести беседы. Я раздражаюсь, срываюсь на людей. Популярности это мне не прибавляет. Но я обещаю, что не стану лгать тебе. – Он посмотрел в глаза Вивенне. – Я хочу остановить войну. Только это для меня сейчас важно. Я обещаю.

Она не была уверена, что верит ему. И все же поняла, что хочет верить.

«Идиотка, – мысленно обругала она себя. – Тебя попросту опять обманут».

Она уже убедилась в том, что плохо разбирается в людях. Тем не менее она не стала поднимать кошелек.

– Я хочу помогать. Но только если ты не будешь впутывать меня ни во что, кроме объяснений перед людьми, что я хочу уберечь Идрис от опасности.

– Этого довольно.

Вивенна смутилась.

– Ты в самом деле думаешь, что мы сумеем предотвратить войну?

Он пожал плечами:

– Может быть. Если я сдержусь и не выбью все Цвета из этих идрисцев, которые ведут себя как идиоты.

«Пацифист с буйным нравом, – горестно подумала Вивенна. – Ну и сочетание. Почти как набожная идрисская принцесса, у которой биохроматического дыхания хватит на жителей небольшой деревни».

– Есть и другие подобные места, – сказал Вашер. – Я покажу тебя людям и там.

– Хорошо, – ответила Вивенна, поднимаясь и стараясь не глядеть на меч. Даже сейчас он странным образом вызывал у нее дурноту.

Вашер кивнул:

– Людей на встречах будет немного. У меня нет связей Дента и нет друзей среди влиятельных персон. Я знаком только с рабочими. Мы сходим в красильные цеха, может быть, даже на поля.

– Хорошо, – согласилась Вивенна.

Не проронив больше ни слова, Вашер поднял кошелек и вывел ее на улицу.

«Ну вот, – подумала Вивенна, – все сначала. Надеюсь только, что теперь я на правильной стороне».

Сири с удовольствием наблюдала за тем, как Сезеброн доедает третий десерт. Ночные закуски были расставлены и на столе, и на полу. Некоторые они уже съели, другие едва попробовали. Когда Сезеброн впервые распорядился принести еду ночью, он положил начало традиции, и теперь они поступали так каждую ночь, но только после того, как Сири исполняла представление для подслушивающих жрецов. Король-бог уверял, что это его очень забавляет, хотя она замечала в его глазах любопытство, когда он наблюдал за нею.

Теперь, когда рядом не было жрецов c их неодобрением по поводу нарушения этикета, оказалось, что Сезеброн изрядный сладкоежка.

– Смотри у меня, – заметила Сири, когда он умял еще одно печенье. – А то растолстеешь, если будешь много есть.

Он потянулся к своей доске для письма: «Нет, не растолстею».

– Растолстеешь, – улыбнулась Сири. – Так всегда бывает.

«Только не у богов, – написал он. – Мама мне это объясняла. Люди становятся мускулистыми, если много упражняются, и толстеют, если много едят. С возвращенными такого не бывает. Мы всегда выглядим неизменно».

И не поспоришь. Что она знала о возвращенных?

«А в Идрисе такая же еда?» – спросил Сезеброн.

Сири улыбнулась: его всегда так интересовала ее родина. Она чувствовала его тоску, стремление покинуть дворец и увидеть внешний мир. И все же он не желал проявлять непослушание, даже если правила были жесткими.

– Надо развратить тебя еще больше, – заметила она.

Он сделал паузу.

«А при чем тут еда?»

– Ни при чем, – ответила она. – Но тем не менее это так. Сезеброн, ты чересчур правильный.

«Я надеюсь, это сарказм?» – написал он.

– Только наполовину.

Сири улеглась на живот и смотрела на него поверх скатерти.

«Полусарказм? – удивился Сезеброн. – Это что-то новое?»

– Нет, – вздохнула она. – Даже в сарказме иногда есть правда. На самом деле я не хочу развращать тебя, но мне кажется, что ты слишком уж послушный. Тебе надо стать немного более безрассудным. Независимым и импульсивным.

«Трудно быть импульсивным, когда тебя заперли во дворце в окружении сотен слуг», – написал он.

– Это точно.

«Однако я размышлял над тем, что ты говорила. Пожалуйста, не сердись на меня».

Сири вскинулась, отметив смущение в выражении его лица.

– Хорошо. Что ты натворил?

«Я поговорил с моими жрецами, – ответил он. – С помощью художественного письма».

На мгновение Сири охватила паника:

– Ты рассказал им о нас?

«Нет, нет, – быстро заверил Сезеброн. – Я сказал им, что меня беспокоит появление ребенка. Я спросил, почему отец умер вскоре после моего рождения».

Сири нахмурилась. Отчасти она хотела бы, чтобы такие переговоры он предоставил ей, но не стала возражать. Она не желала уподобляться жрецам и ограничивать его. Именно его жизни угрожала опасность, и он заслуживал того, чтобы самому решить эту проблему.

– Ладно, – сказала она.

«Ты не сердишься?»

Сири пожала плечами.

– Я только что сама просила тебя быть импульсивнее! Поэтому нечего жаловаться. И что они сказали?

Он вытер доску и продолжил: «Сказали, чтобы я не волновался. Что все будет в порядке. Я задал вопрос еще раз и еще раз, и снова они отвечали расплывчато».

Сири медленно кивнула.

«Мне больно писать это, но я начинаю думать, что ты права. В последнее время я замечаю, что мои стражники и пробуждающие держатся поближе ко мне. Вчера мы даже пропустили заседание Придворной Ассамблеи».

– Плохой знак, – согласилась Сири. – Я пыталась выяснить, что здесь назревает, но не слишком преуспела. Я позвала еще трех сказителей, но никто из них не поведал больше, чем Хойд.

«Ты по-прежнему думаешь, что дело в моем дыхании?»

Она кивнула.

– Помнишь, что я рассказала о беседе с Треледисом? Он говорил о твоем дыхании с почтением. Для него оно – сокровище, которое надо передавать от поколения к поколению, подобно семейному гобелену.