Ангелина Архангельская - Уважайте ведьм! Тем более черных (СИ)

Райт прав, Марикка Сайрин, моя сестра-близняшка — сумасшедшая. Трудности, выпавшие на её долю, сломили девушку, а не сделали сильнее.

Но я все равно попробую вернуть ей разум!

— Зачем? Чтобы править миром? Я всегда бежала от власти, не любила её. Богатства? Мои земли — самые богатые в Империи Восхода. Сила? Она мне не нужна. А значит, мне это ничего не даст, Марикка.

— А я? Ты не хочешь вернуть часть себя, потерянную давным-давно?

Хочу.

Но только не таким способом!

— Нет, — слово было произнесено с трудом, едва слышно, но оно снесло последние щиты сдержанности озлобленной женщины.

— Тогда его ты потеряешь первым, — еле заметный до этого туман вокруг стремительно направился к двум мужчинам.

Занятая разговором я только сейчас заметила, что бой был почти выигран моим светловолосым лордом. По окровавленной одежде стало ясно, что он ранен в плечо. Но Каритский Волк был куда в худшем состоянии.

В это мгновение лорд Карсар хотел нанести завершающий удар, когда смертельная магия направилась к ним.

Я едва успела, закрыть собой и поставить щит из той же силы.

Дальше мир сосредоточился только на нас, на черных ведьмах, решающих судьбу этого мира.

Удар, удар, щит, отвлекающий манёвр и снова удар.

Мы использовали чистую энергию, беря её из окружающего мира.

Но бой был на равных: если моё отражение брала техникой и умом, я — силой. Для меня, к сожалению или к счастью, наставницы не нашлось.

— Марикка! Прошу тебя, хватит! Перестань! Тебе же это не нужно!

— Ты-ы ошибаеш-шьс-ся!

Я допустила ошибку, когда очередной удар был направлен на мужчин, завязавший поединок по новой, отвлекалась на ругательства синеглазого, когда тот поранился…

Под давлением силы пролетела до ближайшей стены и медленно сползла на землю. Удар был сильным — болела вся спина. Наверняка, ужасная гематома будет!

— Марикка, — прошептала, тяжело дыша и наблюдая, как та приблизилась ко мне, — прошу…

— Я тебя предупреждала, сестрица. Надо было слушать внимательнее.

Я знала, что меня не убьют. Хуже — меня оставят в живых.

Марикка постарается испоганить мою жизнь: убьёт кого-то, помучает, изменит меня… Сделает так, что я сама буду рада творить подобное. Стать такой, как она.

Не хочу!

Перевела взгляд с лица напротив и окружавших его каштановых волос в сторону, успев заметить победу моего воина.

— Марикка, — я даже не пытаюсь встать, лишь смотрю снова на неё, — если ты хочешь… хоть чуть-чуть… хоть капельку… измениться, стать прежней… прошу… прекрати или уйди.

— Мне уже некуда уходить, — в бледных руках появился ком тумана, полного тьмой. Он клубился, манил и … угрожал.

Смогу убить или нет? Смогу ли преступить себя, свои принципы ради всех?

Но больше времени мне на размышления не дали.

В груди близко стоящей девушки, так похожей на меня внешностью и так отличающейся содержанием внутри, возник острый кончик лезвия.

Райт.

Ты выполнил своё обещание.

День сегодня был пасмурным, к вечеру намечался дождь. Тяжёлые тучи, казалось, заслонили все небо, не было видно даже голубого кусочка. Даже буйство зеленных красок поникло и притухло, а ветер потихоньку усилялся, клонил к земле деревья.

Я стояла возле небольшой каменной плиты с красиво гравированной надписью:

«Марикка Вайрита Наринна де Колмолт Сайрин.

Неустоявшаяся в битве с судьбой».

Сестра… ты не смогла выстоять против судьбы и чувств всего лишь один раз, а после просто не хотела бороться.

Я помню … Отец привёз нам в подарок две маленькие лошадки. Спокойные, красивые лошадки, которые нам казались такими большими! Нам было семь лет, и мне было страшно подходить к ней. Она мне казалось большой и страшной, и что она в любой момент меня съест. А ты тогда взяла меня за руку и заявила, что она не страшная. И дала кусочек сахара животному, затем положила в мою ладошку другой кусочек, обняла своей рукой мою руку и протянула лошадке. А так испугалась, что зажмурила глаза. Моей ладони коснулось что-то мягкое, бархатистое. И это была все та же лошадка! Только почему-то я её больше не боялась.

Помню, как ты подговорила пробраться в мамину спальню, пока она была в лаборатории. В шкафу было очень много платьев. Таких ярких, модных! Мы устроили себе целую примерку. Нам было без разницы, что одежда была большой, мы же были такими красивыми в драгоценностях, огромных туфлях, шляпах, сползающих на глаза, шарфиках, полы которых подметали пол и шли шлейфом позади, и, конечно, в нарядах. Бальные, повседневные, просто выходные. Даже красивый халат мерили, почему-то очень короткий даже для нас и прозрачный. Какой мы хаос тогда устроили! И влетело сильно, да.

Помню, как ты впервые решилась сварить зелье. Мама запрещала, так как мы были слишком малы. Так что варила ты втихаря, в каморке с вёдрами и тряпками, а я, хихикая, стояла на шухере. Потом мы смеялись вместе и шли к маме, ибо обычное укрепляющее зелье рвануло и разукрасило и нас, и ведра, и тряпки, и стены с потолком и полом в противно розовый цвет с блестюшками.

Ты любила яблоки, и всегда ела, не дождавшись, их зелёными, недоспевшими.

Любила животных очень, интересовалась магией. Иногда вслух мечтала, что была бы магом, а не ведьмой.

Ненавидела чернослив и мальчишку-слугу с веснушками за то, что он дёргал тебя за волосы. Но пожаловаться на него ты не могла, иначе его серьёзно наказали, и жалела.

Терпеть не могла сидеть за книжками, тебе легче было сразу заняться практикой.

«Это так интересно!» — всегда говорила мне, любившей бывать в библиотеке.

Я помню, мне помогли снять блок с воспоминаний. И сейчас вспоминаю, а с глаз срываются солёные капельки.

Ведь ты была невероятной, доброй, любяще й! Вот только слабой волей.

Всегда когда тебя спрашивали о наших проделках, ты не выдерживала и все рассказывала. Меня не спрашивала, я всегда молчала, уставившись в сторону, а вот ты… Никогда не могла выдержать обидные подколки мальчишек и убегала, а я, оставшись, набивала тумаков, рвала платье и после ходила с синяками (в основном под глазом).

Мы были такими разными, но всегда держались друг за дружку. Теперь я понимаю, почему ты была так одержима желанием вернуть меня.

Каково было жить опустошённой? Остаться половинкой от чего-то целого? Часть целого всегда хочет вернуться в семейный круг.

И ты хотела.

И я знаю, что тебе было безумно больно от всего, даже смерть родителей больше была не на твоей совести, а на твоей наставнице, которая твердила, что виноваты они, и хотела обезглавить земли Сайрин, отомстить людям хотя бы в малости. Ты поняла позже это, и отомстила по-своему.

Просто знаю, просто … чувствую.

И понимаю, почему порой ощущала себя безумно одинокой. Несколько из-за родителей, сколько из-за тебя.