Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

— Что же в этом необычного? Тебе больно.

— Мне не может быть больно.

— Потому что ты Смерть?

— Потому что я мертв. — Ноа сводит брови и сходит с места, едва не задев Хэйдана. А тот, конечно, ничего не замечает. Присаживается рядом с моим телом и закрывает глаза.

— Но когда умирала мама… — нахожусь я, смотря на мужчину, — тебе не было больно?

— Пожалуй… знаешь, я давно потерял Джин. Я любил ее. Но давно потерял.

Я сплетаю на груди руки и сканирую Смерть настороженным взглядом. Он говорит в странной для себя манере. Нерешительно. Отрывисто. Что его так мучает?

— Меня мучает мысль, что я должен забрать тебя. Свою дочь.

Растерянно смотрю на Ноа Морта и часто моргаю. Он… он выглядит таким грустным и несчастным, сбитым с толку человеком. Это цепляет меня. Я ощущаю связь между мной и этим существом. Незримую, тонкую связь, которая возникает только между близкими.

Между отцом и дочерью.

Я не могу сдержать улыбки. Правда, она получается кривой. Да и слезы тут же вновь скатываются по щекам, будто еще глупее я не могу выглядеть. Я приближаюсь к Морту. Я не могу себя остановить. Я поднимаю руки и прижимаю его к себе. Крепко-крепко, словно он моя поддержка и опора. Словно я доверяю ему и принимаю его.

— Ари…

Он неуклюже кладет ладони поверх моих плеч, стоит обездвижено, наверно, понятия не имея, что делать, как реагировать, а я утыкаюсь носом ему в грудь. Он тяжело дышит, я чувствую, как внутри него что-то трепещет и дрожит. Жмурюсь и содрогаюсь от плача.

— Истории должны заканчиваться, Ноа. — Слезы катятся все сильнее и сильнее.

— Истории живут вечно, Ариадна.

— В отличие от людей.

Он молчит. Нерешительно обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку.

— Я увижу… увижу маму? — Запинаясь, спрашиваю я и захлопываю ладонью рот. Мне нельзя плакать, нельзя, нельзя. — Она будет со мной?

— Она всегда с тобой.

Я плачу. Умирать сложно. Не помню, чтобы люди говорили об этом. Обычно все так уверенно кричат, что умирать легко и просто, что жить сложнее и так далее, но это полная чушь.

Люди должны жить. Люди должны наслаждаться жизнью. Раньше я думала, что все мы родились, чтобы умереть: эдакая странная издевка, мол, всем нам все равно придется с миром попрощаться рано или поздно. Но теперь я понимаю: мы родились, чтобы жить.

Как просто быть рядом с друзьями. Как просто отмечать дни рождения. Как просто с улыбкой встречать хорошее и со слезами встречать плохое. Как просто ссориться и ждать, что все наладится. Как просто ошибаться и учиться на ошибках. Как просто говорить отцу или маме, что ты их любишь. Как просто доверять секреты брату или сестре.

— У людей это вызывает проблемы. — Неожиданно тихо усмехается Ноа и глядит мне в глаза, отстранившись. — Все, что ты назвала. Обычно, это самое сложное.

— Вот тебе еще один факт про людей, мистер Смерть. — Я стираю со щек слезы. — Мы всегда все осложняем. Но понимаем, что мы все усложняем , лишь тогда, когда усложнять уже нечего. — Повожу плечами и усмехаюсь. — Как там говорится… ну…

— Что?

— Дорожишь, когда потеряешь?

— Наверно.

— Что-то в этом духе.

Делаю шаг назад и выпрямляюсь, дрожа от холода. Пусть все это закончится.

Человек я или монстр, я должна поплатиться за то, что сделала. Осознанно или нет, я не думаю, что кого-то волнует этот вопрос. Не думаю, что им зададутся родственники тех, кого я лишила жизни. Не думаю, что я вообще имею права сомневаться.

— Нет. — Ноа поднимает подбородок, а я согласно киваю.

— Я не имею права сомневаться.

— Но я могу. Я могу сомневаться, могу хотеть сомневаться и могу все это исправить.

— Что?

Внезапно глаза Смерти становятся черными. Хлопок, и он рядом со мной, его ладонь на моей груди, его взгляд внутри моей головы. Я ошеломленно застываю, а он рычит:

— Я — Смерть. И я решаю, кто умрет, а кто останется жить.

— Нет, Ноа, не надо! — Впиваюсь пальцами в плечи отца. — Я не могу… я не…

— Я уже однажды спасал тебе жизнь, Ариадна.

— Это неправильно! Так не должно случиться, ты же знаешь.

— Ты — моя дочь.

Внутри все переворачивается, становится дико больно, и я распахиваю глаза, а Ноа в эту секунду перевоплощается в незнакомое мне существо с пустым взглядом. Холодный и опасный.

Смертоносный. Морт сжимает меня в руках, будто мошку, и произносит:

— Каждый день ты будешь помнить о том, что совершила. Каждый день будешь жить с этими мыслями, и ты никогда не избавишься от воспоминаний. Никогда! Это твое третье проклятье, Ариадна Монфор-л'Амори. — Глаза Смерти вонзаются в мою грудь стрелой, и я чувствую, как легкие сводит. Раз толчок, два. Мое сердце скрипит, пытаясь очнуться. — Ты будешь жить, потому что я — часть тебя, Ариадна. Потому что я — твой отец.

— Ноа…

— Ты будешь жить.

Он прижимается губами к моему лбу и шепчет дрожащим голосом:

— Ты была права. Законами вселенной правит любовь.

А затем меня разрывает от такой горячей боли, что я кричу. Сердце взрывается, меня пронзает колючая судорога от головы до кончиков пальцев, и уже в следующее мгновение я открываю глаза и вижу светлый потолок, нависающий над головой, будто небо.

Не могу пошевелиться. Смотрю вверх и щурюсь. Что за странный звук… в ушах…

Я постанываю, приподнимаясь на локтях, и замечаю краем глаза Хэйдана: его голова опущена между колен. Парень сидит рядом, сжимает в замок трясущиеся пальцы.

— Ты… ты мне не поможешь?

Его руки замирают, голова медленно поднимается, парень ошеломленно распахивает глаза и восклицает не своим голосом:

— Ари? Что за…

Лицо друга вытягивается, губы подрагивают, он кидается ко мне и прижимает к себе так судорожно, что дыхание перехватывает.

— Боже мой, — хрипит он, водя ладонями по моей спине, — ты жива, боже, ты жива!

— Я так скучала, Хэрри.

Зажмуриваюсь, а он вдруг начинает трястись. Друг плачет, я не помню, чтобы Хэрри плакал.

Прокатываюсь пальцами по его прилизанным волосам и шепчу:

— Не надо, пожалуйста.

— Я думал, что потерял тебя.

— Хэрри.

— Я думал… — Он отстраняется, стягивает очки и морщится. — Думал, что больше тебя никогда не увижу, черт возьми. Как же так…

Его пальцы сжимают переносицу, а я вновь обнимаю друга.

— Это я во всем виновата.

— Издеваешься? Ты ведь спасла мне жизнь! — Его ореховые глаза смотрят на меня так пристально и искренне, что внутри все переворачивается. — Ты из-за меня…

— Замолчи. Если потребуется, я сделаю это снова.

— Идиотка.

Он смеется и плачет, и сжимает меня в медвежьих объятиях, пытаясь задушить. Но я не против. Я прижимаюсь к нему близко-близко, чтобы слышать биение его сердца. Хэрри отстраняется и неуклюже шмыгает носом.

— Черт возьми, — протягивает он, усмехнувшись, — это же невероятно, как так вышло?