Варвара Шихарева - Леовичка

Олдеру удалось вызволить «Доблестных» из ловушки, но к этому времени от отряда уцелела от силы треть, воины были измотаны, а время упущено… И хотя крейговцы в конечном итоге отступили к холмам, Олдер не мог сказать, что победа осталась за ним…

Ставгар

Нестерпимо долгий день клонился к закату. Сейчас Бжестрову хотелось лишь одного: сняв доспехи и шлем, упасть замертво и даже рукой не шевелить до утра, но вместо этого он, хоть и освободившись от лат, продолжал заниматься делами: советовался с сотниками, приободрял раненых своего отряда, подсчитывал потери…

Количество убитых наполнило сердце Бжестрова горечью: теперь он уже почти сожалел о своих словах, брошенных в ответ на замечание Кридича, — слишком уж кровавую дань собрал с его рати Амэнский Коршун, да и сам Олдер всё же смог прорваться к своим, и теперь оставалось лишь гадать, что ждёт крейговское войско завтра… Новое отступление?.. Очередное сражение?.. Вот только новый бой вряд ли получится выиграть — сегодня они потеряли Имрина, а Славрад тяжело ранен, и неизвестно, выживет ли? Впрочем, у него сейчас были не только лекари, но и Кридич, и это вселяло слабую надежду…

Вздохнув, Ставгар направился к расположившимся под знаменем с хорьком воинам. Увязавшийся за своим главою, чудом выживший в этой сечи Стемба сунулся было в палатку Славрада, чтоб узнать, что да как, но был немедленно оттуда изгнан — не до него сейчас и тем более не до расспросов.

Ставгар не стал противиться такому решению Кридича и устроился на корточках у входа — торопиться теперь было некуда, он может и подождать… Бжестров уже успел узнать, что такое смерть и кровь, но почему-то ему всегда казалось, что его ехидного приятеля сия чаша просто минует. Острого на язык, подвижного Славрада трудно было представить вытянувшимся и зацепенелым на смертном ложе: было в нём что-то такое — изменчивое и кипучее, как сама жизнь… Ставгар и Славрад были приятелями чуть ли не с детства и, несмотря на происходящие то и дело размолвки, оставались друзьями, хотя из-за Эрки… вернее, Энейры Ирташ они едва не разругались насмерть. Славрад искренне недоумевал, почему Ставгар разводит с селянкой непонятные и долгие церемонии, и пытался вылечить приятеля от любовного недуга колкими и ядовитыми замечаниями…

Ставгар же и сам не мог объяснить, что на него нашло, но знал лишь одно — стреляющая из лука чужая невеста была для него чем-то сродни юношеской грёзы. Но полюбил он не её, а женщину на площади, сидящую в пыли подле мёртвого бэра, окружённую требующими её крови селянами… Она не плакала, не искала защиты, но, вскинув голову, смотрела на окружающую её толпу с таким выражением, какое могло бы быть разве что у легендарной Вранки — эта Владетельница предпочла смерть в огне, чем сдачу на милость убийцам её мужа… И Ставгару тогда показалось, что он, глядя на чистое, но в то же время отвердевшее от горя лицо молодой женщины, видит перед собою не селянку, а ожившую легенду. Та же Либена, в которую он когда-то был влюблён, казалась рядом с Эркой не урождённой Высокой, а её жалким подобием, ведь вместо гордости у неё были лишь спесь и капризность…

Смерть Ирко стала между Ставгаром и Эркой преградой, которую, казалось, было невозможно преодолеть, да и первую же попытку примирения Славрад испортил на корню своим замечанием… Позже их было немало — приятель то и дело говорил Ставгару, что все селянки одинаковы и его зазноба ничем от них не отличается. Если Ставгар и дальше будет ходить вокруг неё кругами, то вскоре увидит её замужем за каким-нибудь зажиточным селянином… Если бы Славрад оказался прав, то, возможно, Бжестров бы, увидев развенчанную грёзу, остыл — всё бы повторилось в точности так, как и с Либеной. Но Эрка не собиралась замуж, не набивала себе в глазах Высокого цену, и Ставгар прикипел душою как к ней, так и к её дочке…

Ну, а когда он увидел Эрку той ночью — с распущенными косами, с точно сияющей изнутри кожей, ему в первое мгновение показалось, что он видит перед собою саму Лучницу, и лишь след от ожога подтвердил: перед ним не призрачная мечта, а живая женщина, сокровище, которое он теперь никому и никогда не уступит!..

Воспоминания о той ночи немедля перевели мысли Бжестрова в другое русло: во время столкновения с Коршуном ему в какой-то момент показалось, что подаренный Эркой оберег стал вдруг обжигающе горячим — наваждение было хоть и сильным, но коротким, и в круговерти сражения Ставгар позабыл о нём… Но теперь, вытащив из-за ворота заговорённую монету, он с удивлением увидел, что ещё недавно блестящее серебро потемнело, став почти чёрным…

— Ты даже не представляешь, как тебе сегодня повезло! — Подняв голову, Ставгар увидел стоящего у входа Кридича. Колдун же, ещё раз взглянув на потемневшую монету, покачал головой. — Кабы не оберег, ты б на своей шкуре испытал, на какое колдовство способен Амэнский Коршун, и я вряд ли смог бы тебе помочь…

— Колдовство?.. — Ставгар нахмурился, пытаясь выявить в воспоминаниях о бешеной круговерти боя те, что предшествовали нагреву монеты, но ничего, кроме непонятного выкрика пробивающегося к нему тысячника «Карающих», вспомнить так и не смог. Кридич же шагнул к нему и протянул руку.

— Позволь взглянуть…

Бжестров нехотя отдал ему оберег, и колдун, покрутив монету в руках, устало улыбнулся.

— Жив твой оберег — на совесть его Энейра сделала… Единственное, что теперь нужно, это новые силы в него вдохнуть, ведь на щит против амэнского колдовства весь его запас ушёл…

Ставгар согласно кивнул. Он уже не раз имел возможность убедиться в силе данного ему оберега, но боялся потерять даже не его, а само воспоминание об Энейре, так что никогда не разлучался ни с монетой, ни с платком.

Кридич же, ещё несколько мгновений повертев оберег в пальцах, отправил его в карман, а увидев мгновенно нахмурившиеся брови Бжестрова, лишь головой покачал.

— Завтра с утра получишь своё сокровище таким же, каким оно и было, — этой ночью я верну ему силы…

Ставгар, поняв, что его невольный порыв не остался незамеченным, на миг опустил глаза, но потом, совладав с собою, вновь взглянул на Кридича.

— Как Славрад?..

На лице колдуна вновь мелькнула слабая улыбка:

— Твоему приятелю надо было сделать гербом не хорька, а ужа, потому как он даже из лап смерти извернётся…

— Значит, я могу его навестить? — Ставгар поднялся на ноги, но Кридич, остановил его:

— Не сейчас — пусть спит. С утра навестишь…

Бжестров же, услышав очередное напоминание о завтрашнем дне, печально усмехнулся.

— А до того ли мне будет следующим утром, Кридич? Амэнцы от своего не отступят…

— Им же хуже… — Кридич на миг лукаво прищурился. — Хотел я эту новость для совета приберечь, но всё же скажу теперь: к нам обходными путями гонец от Милодара пробрался. Завтра вскоре после рассвета он будет здесь с тремя тысячами и сможет амэнцам в спину ударить, а уж пару часов мы против Коршуна продержимся…