Максим Сиряченко - Чумные

Если бы какой-нибудь вор из местных нашел шкатулку с ее содержимым, он бы только плюнул на нее и бросил в камин, не попробовав узнать ей цену. Сама книга была сделана из дорогих материалов, и страницы, и переплет с обложкой. Любой торговец дал бы за нее хорошую цену вне зависимости от ее содержания. Впрочем, последний пункт был не так важен — до недавнего времени книга была пуста. Ванесса начала заполнять ее какой-то год назад, предварительно изведя кипу пергамента на черновики.

Она бережно открыла свою работу. Первый титульный лист был пуст — названия у книги не было. Потом пошли ряды литер, рисунков и схем, описания трав, препаратов и болезней, анатомические зарисовки, алхимические формулы и свойства отдельных ингредиентов, способы их получения, очистки и устранения. Обычно вид своей работы возвращал Ванессе оптимистичный настрой, прогонял усталость, хоть и ненадолго, сдувал мрачные мысли. Словом, возвращал желание жить. Теперь девушка испытала легкую грусть — ведь дописать осталось совсем немного. Все то немногое, что она не успела сохранить на листах этой книги, уместится в двадцать страниц. Того, что она в нее занесла, могло бы хватить на отдельную книгу, даже если убрать все рисунки и схемы. И все равно, несмотря на год упорных трудов, книга оставалась пустой на две трети. Часто Ванесса думала, зачем это делает — ведь ее знания не исчезнут из-за того, что она не занесет их в эту полупустую книгу. Однако всегда ответ ее был одним и тем же: «Для себя». С каждой заполненной страницей Ванесса видела, как растет объем ее знаний, неизвестных более никому, и понимание того, что все это она узнала своими силами, без чьей-либо помощи и только своим умом и упорством, доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Удовольствие и гордость за себя от понимания своих истинных сил, не приниженных тяжелым временем и положением. Всегда один вид ее работы придавал ей уверенности в своих силах. Это и было главной причиной, почему она открыла свою работу перед самым приходом — чуть-чуть запастись уверенностью перед делом, от которого у нее пробегали мурашки по коже, таким сильным было волнение.

Но на этот раз не было ни ввернувшейся уверенности, ни исчезновения грустных мыслей, ни прилива сил. При виде результатов своего труда и работы мысли девушка ощутила лишь растущий страх.

«Столько знаний здесь и в моей голове, столько стараний, чтобы они появились на этих страницах. — Подумала Ванесса, пролистывая страницы. — И теперь грош цена этим стараниям. Чтобы вылечить отца, мне нужен серьезный опыт, а не литеры на страницах книги, опыт, которого у меня почти нет. Все эти просьбы крестьян и обычные болезни, которые лечатся грубым словом и стаканом горькой настойки три раза в день, разве это опыт?»

Она неуверенно закрыла книгу и убрала ее обратно в шкатулку, задвинула под кровать подальше, чтобы ее не было видно. Потом встала и походила по дому, стараясь унять нервное напряжение. Так ничего не добившись, натянутая, как струна, она села в скромное кресло у стены, и закрыла одной рукой лицо. Ванесса почувствовала, как дрожат веки под ее пальцами. Да и дыхание у нее было нервным и прерывистым, как у зажатой в кулаке птицы. И, тем не менее, ей уже было значительно легче, чем тогда, в каюте отца. Натянутая вдоль позвоночника струна слабела, мягчала.

— Мне только и остается, что надеяться на Филиппа, и попытаться быть хоть чем-нибудь ему полезной. — Подумала она вслух. — Черт, да я по сравнению с ним — даже не бабка-знахарка, просто ученая идиотка… И если бы не он, я бы, наверное, совсем сошла с ума от страха.

Последняя мысль почему-то показалась Ванессе смешной, с ее улыбнувшихся губ слетел короткий смешок, больше похожий на шепот. Смешок перешел в тихий непрекращающийся смех.

«Отлично, у меня истерика. — Эта мысль чуть усилила, смех, который теперь колотил ее изнутри и тряс ее всю. — Переволновалась. Скоро будет нервный психоз…»

— Это временно. Просто сегодня мерзкий день. Страх с самого утра, потом еще больше, потом горе, злость…

«И впереди еще бессонные ночи, еще страх и не одна истерика» — Вот что не сказала девушка, оборвав себя на полуслове. Нервный смех усилился.

«Молчи». — Велела она себе. — «Заткнись и не думай об этом, а то и вправду сойдешь с ума. Как только придет Филипп, вы начнете работать, и тебе будет не до волнения».

Только теперь, когда частично ушло накопленное за два часа напряжение, Ванесса почувствовала, как ее измотали все переживания. Истерический смех начал утихать и вскоре прекратился.

Девушка сидела в кресле и смотрела на стену с полкой для книг, ни о чем не думая, отстраненно слушая тихое завывание ветра в печной трубе и звук собственного дыхания. Она не сразу заметила, что ее покинуло какое-либо желание, а мир вокруг стал казаться мертвым, тихим, безразличным.

— Во имя Бессмертных, да какой же сегодня дерьмовый день. — Прошептала она еле слышно безразличным голосом и закрыла глаза. — Этого что, не могло… просто не случаться?

Она стала безмолвно ждать прихода лекаря в кресле своего отца, слушая только звук своего дыхания, стук сердца в груди и второго — в виске, который накрывала ее левая ладонь. Ветер больше не подвывал в печной трубе. Его больше не было, как и всего остального мира.

Мысли постепенно исчезали из ее сознания, осталось только одна, которая была и актером, и местом действия со звуковым сопровождением на той сцене, что творилась у нее в голове. Девушка хотело только одного — отдохнуть хотя бы десять минут перед тем, как начать работу. Разумеется, было еще и желание, чтобы с отцом все было хорошо, но это была не мысль, скорее, состояние тела и разума. И вместе с тем она прекрасно понимала, что не сможет ни отдохнуть, ни даже задремать. В лучшем случае — выпасть из реальности и вернуться в нее вместе со стуком в дверь. Но, видимо, кто-то из Бессмертных ее все же услышал и послал ей легкий, поверхностный сон, тонкий и хрупкий, как первый лед на реке. Какое-то время, очень недолгое, Ванесса дремала, утомленная всеми произошедшими событиями и пережитыми эмоциями. Даже тех жалких минут, что она провела во сне, никак не больше двадцати, ей хватило, чтобы после пробуждения посмотреть на ситуацию свежим взглядом. Будущее больше не представлялось ей так же смутно, как горошина под слоем одеял, было какое-то четкое представление о том, что будет дальше.

Разбудил ее предупредительный стук в дверь. От резкого громкого звука хрупкий сон как рукой сняло. Открыв глаза, Ванесса тут же почувствовала себя морально опустошенной и уставшей, и позже это чувство никуда не пропало, оно значительно притупилось только потом, после нормального сна. Но не полностью. Если бы Ванессе кто-то сказал, что это чувство будет преследовать ее еще месяц, попеременно то усиливаясь, то ослабевая, не исчезая полностью, она бы точно взвыла от досады, злости и отчаяния. Сказать об этом ей было некому.