Татьяна Зингер - Чтица Слов

Иттан припал на колено, вскрикнул:

— Я хочу подчиняться тебе, предводитель!

Тьма рассмеялся и потер ладонь об ладонь. Горло Иттана сдавило невидимой железной лапой.

… Воздуха слишком мало, он кончается.

«Мертв», — хихикают неугомонные буквы.

Нет, — говорит Тая страницам. — Ни за что.

Она вкладывает всю себя в перестройку Слов. Задыхается сама, но не сдается. Перед глазами плывут миры. Тая хватается за жизнь Иттана и не отпускает её, вырывает у судьбы.

Потому что их будущее зависит от неё.

И лапа отпускает шею.

«Жив», — отвечают буквы с огорчением…

— Что тебе надо, маг? — Тьма спрыгнул с уступа и оказался перед Иттаном. Громадный, нерушимый. От него смердело смертью. Но Иттан не испытывал пред ним трепета. Посмотрел снизу вверх, а затем заговорил твердо и без сомнений:

— Позволь мне присоединиться к твоему войску. Я хочу стать частью великого.

За его спиной скапливались твари. Неловкий жест, поворот головы, слово — и они разорвут Иттана на куски голыми руками.

— К чему мне ты, человечишка? Ты смертен и слаб.

Легкие сжимала огненная длань. Она выжигала воздух и кипятила кровь. Сердце билось нерешительно, замедляя ход, готовое остановиться.

… - Умрет? — интересуются буквы, но Тая, в чьих кулаках заключена вся сила предвидения, отвечает:

— Нет.

И биение сердца становится отчетливым и ровным…

— Пусть я и смертен, но завеса зовет меня. Твоя метка жжет кожу. — Иттан провел по следу от старого ожога на глазах. — Я уже не слепну, но хочу видеть по-новому.

Когтистые пальцы тронули виски Иттана, прорвали кожу. Струйки крови потекли по щекам что слезы. Иттан не отшатнулся. Он, собрав кровавые капли пальцами, слизал их.

— Не лги мне человек. О чем ты думаешь?

Его мысли были кристально чисты. Иттан не вспоминал о доме, родителях или Тае. Всё становилось ненужным и бессмысленным, если невдалеке мурлыкала завеса. Он наслаждался ею, и по позвоночнику бежали мурашки наслаждения.

Тьма чувствовал его истому и хохотал от удовольствия.

— Верю! Ты помешался на этом. Ты стал одним из нас! Так чего же ты хочешь, брат?

— Я хочу вычерпнуть из завесы столько соли, сколько смогу унести, и усыпать ею улицы столицы.

Тьма исследовал его долго, с выкручивающим кости любопытством, проникал в центр сознания и копошился там. Но поверил.

— Ты служил мне месяцами, маг, а потому заслужил разделить мой триумф. Я не ощущаю в тебе лжи, так возьми десяток солдат и наполни холщовые мешки солью. Ты, светлый, всё равно неспособен высечь искры и сгубить завесу. Так смотри же, как сгинет в огне и пепле твой город и твой мир.

Иттан вошел в завесу с привычным трепетом и, слепнущий от белоснежной соли, вдохнул полной грудью. Твари неотрывно следовали за ним.

Он не сможет высечь искры, ибо светлому магу не даны разрушающие заклинания. Он — нет. Но спичка — вполне. Обыкновенная спичка, которую не предусмотрел всевидящий Тьма. Разум требовал остаться и собрать соль, как было велено предводителем, но руки уже чиркали о коробок. Спичка полетела вниз.

Огонь взметнулся рыжим лисом среди белоснежной пустоты.

… Соль хрустит и лопается, и межмирье воет от невыносимой боли. Светлый маг мечется среди пожара. Алые всполохи слизывают с него одежду. Кожа покрывается волдырями.

Смерть близка.

— Нет. Нет. Нет! — Тая уже не просит и не требует. Она вся переходит в книгу, рушит связи и нити. В глазах вместо букв — переплетение времен. Она — время. Она — безвременье. Она творит одно будущее и стирает другое.

Она стала сильна. Возможно, сильнее многих.

Она убедила Тьму в намерениях Иттана. Она отвела взгляд порождению мира мертвых.

Умение величайших Чтиц открылось для Таи.

— Нет! — повторяет она, и прослойка времен звенит.

И огонь расступается, шипя. Будто залитый живительной водой, он исчезает, позволяя светлому магу выползти из завесы перед тем, как ту выжжет дотла.

Твари ревут, ибо их прародительница погибает в муках. Стонут от боли, но идут на Затопленный город. Поднимаются по каменным ступеням, и их предводитель первый срубает чью-то голову.

Человеческая армия издает победоносный клич и врезается в войско Тьмы. Мечи входят в тела и окропляют землю Затопленного города вонючей кровью. Твари, обезумевшие от потери матери, слабы. Их атакуют и разбивают. Уничтожают. Втаптывают в землю.

Войско Тьмы разгромлено.

Так просто?..

Светлый маг встает и, шатаясь словно пьяный, бредет по опустевшим низинам. Стучится к знахарю, у которого когда-то жил, и падает, проваливаясь в долгое, но столь приятное забытье.

— Он выберется, — говорит Тая Словам, а те не сопротивляются, ибо подчинились чтице…

Вынырнув из глубин книги, она тряхнула гудящей головой. Поднялась, разминая затекшие ноги. Поморгала. Раздосадованно охнула. Наверное, от борьбы со Словами зрение испортилось, и предметы вдалеке теперь казались размытыми очертаниями. Но это — малая плата. Щурясь, Тая отправилась искать графа Берка-старшего.

Всё будет так, как она увидела. Скоро Иттан войдет в низину, поговорит с Тьмой и уничтожит завесу.

Будущему — быть.

Иттан постоянно спал, и ему снились кошмары. Он метался по постели, мокрый от пота, и твердил что-то неразличимое. После находил руку Таи, сжимал её до хруста в костях, и лишь тогда успокаивался. Ненадолго. Иттан редко приходил в себя, но выздоравливал. Лекари, которые и вогнали его в сон, твердили, оптимистичные до тошноты: «магическое истощение вскоре пройдет, но сейчас неразумно растрачивать энергию на бодрствование». Дескать, пусть лучше спит.

Но казалось, что сон его бесконечен.

В день побоища, что осталось кровавым пятном на теле Затопленного города, в верхний город вынесли сотни раненых, искалеченных, убитых. Среди них был и Иттан, которого забрали тайно люди графа, под видом жителя, и доставили домой.

Тем же вечером король издал указ: наделить жителей Затопленного города землей, а сам город похоронить в руинах. И пусть земля эта находилась за сотню километров от столицы, но большинство, должно быть, обрадовались. У людей появился шанс на спасение.

Тая не интересовалась новостями — дни напролет она проводила в мягком кресле, который притащила в спальню и поставила около постели, где лежал Иттан. Читала, и перед ней открывались всё новые витки будущего. Чаще незначительные — разве важно, что лавочник разольет молоко, споткнувшись о выбоину в мостовой? — но порою пронизывающие до костей.

Тая гладила лоб любимого мужчины и рассказывала ему что-то обнадеживающее, а сама поправляла вечно сползающие с носа очки, к которым так и не сумела привыкнуть. Ну и ладно! Он вообще был слеп, но справился, а с Таей случилось то, что неминуемо происходит с читающими людьми. Просто гораздо быстрее.