Оксана Аболина - Зимний салат

Но зашибить богатыря Ёлкина было делом не простым. И когда патрульная машина, наконец, примчалась, мигая и вопя, на конечную остановку, ушибов, царапин и синяков у новоиспечённого дружинника и подозрительного Деда Мороза оказалось поровну.

Обычно полупустой «аквариум», как в простонародье называли городской изолятор временного содержания, был забит до отказа необычной публикой. В камерах, ожидая дознания, сидели впритирку Деды Морозы всех мастей: высокие и низкие, широколицые и узкоскулые, в красных, белых, голубых шубах. По ошибке были задержаны также два Санты и гном в алой курточке, продававший мороженое в универсаме. Некоторые Деды Морозы — те, что ходили с подарками по домам, были сильно навеселе, ведь их почитали за честь угостить в каждом доме, они попробовали было затянуть хором «Ой, мороз-мороз», но дежурный запретил им петь, сославшись на правила внутреннего распорядка изолятора.

Мрачные, сидели Деды Морозы на скамьях в одной из камер и пересказывали друг другу разнёсшиеся по городу слухи. Большинство сходилось на том, что в их мирном сибирском городке действует заезжая банда отпетых рецидивистов. Но вот зачем банда похищает детей — тут во мнениях были разногласия. Одни считали, что детей продают за границу — для усыновления. Это были оптимисты. О том, что утверждали пессимисты, даже говорить не хочется. А ведь были ещё и циники… От них предположения сыпались одно за другим — самые страшные и ужасные.

Некоторые Деды Морозы были знакомы между собой. Каждую зиму они выходили на новогодний промысел и то и дело встречались со своими коллегами. Они могли, если что, опознать друг друга в лицо. Эти были уверены, что с ними быстро разберутся и отпустят по домам. С опасением они поглядывали на незнакомых Дедов, которых прежде не встречали. Любой из них мог оказаться преступником, нарядившимся в шубу и нацепившим сказочную бороду, чтобы соблазнить доверчивых ребятишек.

Самый молодой Дед Мороз рассказывал, как принёс нынче подарок — большой набор лего — мальчику, который накануне пропал:

— Родители забыли отменить заказ, не до того было. А как меня увидели, так сразу полицию вызвали. Все в городе словно сговорились и думают, что в исчезновениях детей виновны мы, Деды Морозы. А мы-то тут причём? Костюм нацепить любой может.

— А одна девочка, большая, уже лет десять, — жаловался другой Дед. — спряталась, как меня увидела, под кровать. И никто её так и не сумел вытащить. Даже бабушка. И подарками выманить не удалось. И сладостями. Это так на неё разговоры подействовали.

— Да, дети стали бояться нас из-за всех этих зловещих слухов, — подтвердил третий Дед. — Если бандитов не найдут, придётся на будущую зиму без новогоднего приработка оставаться.

— Шут с ним, с приработком, — вздохнул четвёртый. — Детки бы только нашлись. И все замолчали. Ещё бы, с этим не поспоришь. И не прибавишь ничего.

Дверь отворилась и полицейские пропустили в «аквариум» ещё двоих подозреваемых: один был в костюме Деда Мороза, правда, со всклокоченной бородой и полуоторванным рукавом, другой с расплывшимся синяком под глазом — и вовсе в обычной, не сказочной одежде — коренастый и с бородой не седой, а простой, русой.

— Ёлкин, — представился он, недоверчиво оглядывая сидящих в камере и притихших Дедов.

А новенький — потрёпанный — Дед Мороз стукнулся в дверь, грозно требуя:

— Посох вертайте, злыдни окаянные!

А когда понял, что требовать посох от дежурного опера бесполезно, устало плюхнулся на единственное свободное на скамье место:

— Что ж это такое деется, а? — выдохнул он.

Всё самое страшное начинается очень буднично — и то, что его снова похитили, Матюша понял не сразу. В палату вошли два санитара с марлевыми повязками на лицах, переложили мальчика на каталку и повезли по коридору. Никто и слова не сказал. Широкие больничные коридоры были выкрашены в голубой цвет: за прошедшие сорок лет они не раз перекрашивались, и каждый раз слой краски ложился поверх предыдущего. Санитары были крупными и двигались как-то странно, если не сказать неуклюже. В белых халатах на фоне голубых стен они казались облаками, которые ветер рывками гонит по небу. Матюша спросил, куда его везут, но облака не ответили. В просторном лифте они опустились на первый этаж и через вестибюль центрального выхода выкатились на улицу. Только тут Матюша забеспокоился. Через минуту к пандусу у входа подъехала «неотложка», задняя дверь её распахнулась и каталку с мальчиком запихнули вовнутрь. Беспокойство мальчика сменил испуг и он громко закричал, но большая рука в перчатке зажала ему рот. Он поднял глаза и сжался от страха: из-под марлевой повязки на него смотрели два больших глаза. Эти глаза не принадлежали человеку. «Неотложка» двинулась с места, но вскоре остановилась — у шлагбаума при выезде с территории больницы. Мальчик рванулся, вывернулся из-под руки (или лапы?), зажимавшей ему рот, и что есть силы заорал:

— По-мо-ги-те!

Голос сорвался на фальцет, так что вышел даже не крик, а визг. Заткнуть соскользнувшего на пол мальчишку оказалось совсем не простым делом: он крутился, лягался, толкался и одновременно отчаянно визжал. Потому не слышал, как дежурный у шлагбаума спросил водителя:

— Кто там у вас?

— Буйного в психушку везём, — просипел тот.

Громко скрипя, шлагбаум медленно пополз вверх, и машина выехала с территории больницы. Выдохшегося Матюшу взвалили обратно на каталку, привязали ремнями и засунули в рот первый попавшийся кляп — грязную полиэтиленовую бахилу. Сверху кинули приготовленный полушубок. Ехали долго. Иногда водитель включал сирену, пробиваясь сквозь пробки. Затем гул машин почти стих, и вскоре «неотложка» свернула с хорошей дороги и стала раскачиваться, словно катилась по батуту. Началась грунтовая дорога. Наконец, машина остановилась, распахнулись двери и солнечный свет на мгновение ослепил Матюшу, он машинально зажмурился. А когда открыл глаза, то замер от удивления: на улице стоял оживший снеговик. Морковка, служившая ему носом, подрагивала, сжимаясь и разжимаясь, словно он принюхивался. От испуга Матюша разревелся: существо на улице было тем самым Коркодилом, что лепили они с отцом. Картофелины на его морде моргали — тонкая бурая шкурка, словно веки настоящих глаз, опускалась и поднималась, обнажая бледно-жёлтые зрачки.

— С НАСТУПАЮЩИМ! — рявкнул Коркодил.

— С НАСТУПАЮЩИМ! — дружно ответили «санитары», стягивая с себя халаты. Вышло вроде приветствия, только не праздничного, а зловещего. Как будто вовсе не приближающийся Новый год подразумевали говорящие, а нечто совершенно иное. Было невероятно трудно вместить в сознание ожившие снежные фигуры. Их выросшие по бокам, словно у пупсов, ноги и руки. Неуклюжие с виду, но стремительные движения. Мир перевернулся, став грозной сказкой — из тех страшилок, которых ребёнок боялся дошкольником. Но те прятались под картонной обложкой книжек, что читал ему по вечерам отец. А теперь сказка была вокруг, и всё ощущалось иначе. Машина привезла Матюшу в еловый лес, тёмный и недобрый. Массивные кедры, насаженные на толстый ствол или худые длинные сосны с голым телом и широкой кроной-шляпой, любят солнечный свет. Их хвоя вверху и порой до первой ветки приходится высоко забираться. Не то — ель, дерево злое, оно держит самые большие свои ветви внизу, и солнце пропадает в их густых лапах.